Весною прошлого года я задумал осуществить свою старую мысль - написать коллективную книгу, долженствовавшую отобразить уклад жизни новой, Советской Руси. Для этого у меня был, примерно, такой план: 3 литератора и 2 художника садятся в Москве у Крымского моста в большую лодку и плывут до... Астрахани. В пути «делается» книга, для которой материал - путь на протяжении 3.000 верст. Книга должна была называться «По матушке» и внизу, мелко («по Волге»). Название до некоторой степени объясняет характер и уклон задуманной книги - юмористический.

На мое приглашение откликнулись многие известные литераторы и 2 - 3 художника. Все заинтересовались и «загорелись». Однако, когда твердо было назначено время отъезда, все один за другим отказались, и остались с намерением ехать только я, да еще один студент ВХУТЕМАСа, М. Вольпин. Так как ни о какой книге не могло быть уже и речи, решили ехать «просто» порисовать и посмотреть. Тогда же вдвоем порешили вместо Волги поехать по Северной Двине, обещавшей больше неожиданностей. За два дня до отъезда к нам присоединился еще один товарищ, художник Ш. В таком составе да еще в сопровождении пса - овчарки Дугласа мы и выехали в гор. Великий Устюг, где купили в конторе Госпароходства старую шлюпку. Покрыв ее фанерным навесиком и устроив палубу для спанья, мы 30 июня пр. г. вышли из Великого Устюга от истока Северной Двины по направлению к ее устью - к гор. Архангельску. Нам не повезло с погодой и почти весь путь, продолжавшийся 23 дня, пришлось проделать под резким северо-западным ветром, дувшем прямо «в лоб» и не позволявшем не только пользоваться парусом, но страшно затруднявшем даже ход на веслах, хотя мы и плыли по течению. В результате на 3 или 4 сутки пути наш третий товарищ Ш. не выдержал и «списался на берег»; мы же твердо решили провести весь путь до конца, т. - е. дойти до самого Архангельска, куда и прибыли 22 июля. Почти весь путь пришлось пройти «на руках», т.е. на веслах, а это составляет свыше 700 километров. Ясно, что при таких условиях почти вся наша энергия уходила на греблю. И все же каждый из нас находил возможным что - то рисовать и записывать. У меня в результате остался «судовой журнал», который я, как «штурман» судна, вел каждодневно. Печатающийся ниже эпизод и есть отрывок из этого моего журнала...... Утром встаем по обыкновению часов в 5. На дворе вчерашняя погода. Рваные серые тучи, сильный норд - ост и редкий мелкий дождь - хоть плачь! Опять, значит, греби изо всех сил против ветра, чтобы за 2 - 3 часа сделать 3 - 4 версты, а впереди - многие сотни верст.

Хлеба в сторожке достать не могли, но наш хозяин сказал, что до ближайшей деревни всего 12 верст, так что хлеба добудем.

Прощаемся с хозяином и его сыном и грузимся в лодку. Ввиду сильного лобового ветра на вахту становимся сразу оба - каждому по веслу. На фарватере громадные волны с седыми гребнями бьют лодку. Часа через два совсем выбились из сил, а лодка все еще на виду у покинутой нами сторожки. Положение отчаянное. Правый берег, крутой и лесистый обещает некоторую защиту от ветра, и мы наваливаемся на весла, чтобы подойти к нему. Река в этом месте имеет ширину версты 1 1/2 и чтобы попасть на ту сторону, нужно здорово поработать. Еще и еще налегаем на весла, но волны хлещут и лодка зарывается носом. Вдобавок мы замечаем, что лодку начинает нести назад, против течения. Дуглас поскуливает на кубрике, бедняга еще ничего не ел со вчерашнего дня. Отчаянно гребем, чтобы хоть удержаться на месте, но видим, что и это невозможно. Провозившись так часа 3 и проехав всего лишь 4 версты, судя по карте, с треском выбрасываемся на левый берег, имеющий вид бесконечной песчаной косы, кое - где покрытой чахлым ракитником. Пришвартовались к берегу, задраили щитами навес, сидим и мерзнем - ждем у моря погоды. Холодно, сыро и серо. Мне еще ничего - у меня высокие сапоги, а у Мишки - бывшие желтые ботиночки, от воды и глины ставшие пудовыми. Дугласка рыщет по берегу - промышляет. Решили осмотреться - где мы. Допили с устатку да с холоду остаток водки, закусили оставшейся баранкой и пошли на берег, который оказался островом довольно большим, но совершенно пустым. Часов у нас нет, но желудок напоминает, что адмиральский час давно уже прошел. Развести костер, чтобы приготовить себе поесть, нет никакой возможности, так как все кругом мокрей воды. Мишка отчаянно ругается на весь мир и заявляет, что идет спать, я же решил во что бы то ни стало развести костер, хотя бы для этого пришлось зажигать самую воду, - надо же накормить «команду». Шляюсь по берегу взад и вперед, заглядываю в кусты и, наконец, нахожу выброшенную волной шпалу. Думаю, что хоть внутри - то она, на наше счастье, будет сухая. Иду к лодке, - Мишка ухитрился уснуть; мокрые ботинки стоят рядом. Беру топорик и иду к шпале. Тюкаю, тюкаю ее топориком и добираюсь до середины - сухая! Отщипываю несколько щепок и сую их в карман, чтобы не вымокли под дождем, затем, с помощью пустого коробка и пары спичек, заставляю щепки загореться и начинаю подкладывать новые щепки, пока разгорается костер. Тут уже кладу на огонь и самую шпалу, а затем сверху наваливаю мокрых сучьев, которые, подумав, тоже начинают гореть. Бегу к лодке, беру самовар и Мишкины ботинки. Проходит с полчаса, а может быть и больше, когда я снова иду к Мишке и зову его пить чай. Тот спросонок не верит, но я сую ему в руки горячие ботинки.

С удовольствием сидим у костра и греемся чаем. Ставлю на огонь котелки и варю курицу, купленную еще в Красноборске. Обедаем без хлеба, но с аппетитом.

Удивительно хорошее состояние; чувствуешь, что время идет и знаешь, что у тебя его много - много, что торопиться тебе некуда и от этого каждая прожитая минутка становится весомой и заметной, каждый пустяк становится событием.

Дугласка совсем ошалел от тепла и сытости и не то с радости, не то от глупости несколько раз совался в холодную воду, а затем растягивался у костра так слизко, что от него валил пар, точно от Мишкиных ботинок, когда я их поджаривал. Так как надежды на перемену ветра не было никакой, решили ночевать тут же, у костра. Набрали целую гору мокрых сучьев и коряг, чтобы поддерживать огонь до утра. Мишка, еще не пришедший в себя от радости сидеть у огня, уверяет, что ничего нет вредного в том, если мы будем лежать прямо на мокром песке у костра, но я настаиваю на подстилке, для чего и принес несколько досок из палубного настила. Как штурман, устанавливаю вахты. Первая - Мишкина, - сидеть до тех пор, пока смертельно не захочется спать, все время заботясь об огне и об отдыхающем, - всячески укрывать его, если разметается во сне. Затем очередь моя. Обязанности те же.

Дуглас, не получивший наряда, храпел, как грузчик, обе вахты.

Так и проспали, а на утро - солнышко и ветер заметно стих Дальше - вперед, к Архангельску!

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.