На ошибках учатся

Так уж сложилось, что студент во многом беззащитен. Где-то даже бесправен, если рассматривать его как клеточку минвузовского организма.

Это не мнение абстрактного «забитого студента». Как раз нет. Сам студент настолько свыкся с мыслью о своей «правовой» уязвимости, что вряд ли задумывается над тем, что в суд он, скажем, с иском о восстановлении обратиться не может... О неоговоренности студенческих прав не раз говорил в своих выступлениях председатель совета ректоров московских вузов Владимир Николаевич Виноградов. А уж он-то в курсе дел — четверть века ректором. (Наверное, всякий выпускник остается в душе студентом!)

Дело не только в том, что институты «обвешаны» бесчисленными минвузовскими инструкциями, а в том, что при масштабности планов перестройки высшей школы как-то обходится стороной едва ли не основной вопрос — студенческих полномочий. Худо-бедно, но студенты реализуют политику своего вуза. Но сегодня этого просто недостаточно. Они должны по-деловому участвовать в формировании этой политики. Так, как это сделал тот же Виноградов в своем вузе — Московском институте нефти и газа имени Губкина; впервые в истории отечественной высшей школы он пошел на смелый эксперимент: ввел в ученый совет десяток студентов, то есть приобщил через эту «студенческую фракцию» к управлению всем институтским механизмом каждый его «винтик». Сегодня это становится общим правилом...

Конечно, разговор не о том, что, мол, студентов исключать негоже. Как знать, быть может, напротив, отчислять надо чаще и больше. Дамоклов меч отчисления — убедительный стимулятор активности. Но самое существенное — кого и за что. Не секрет: в институтах хватает и бездарей, и откровенных лентяев, твердо уверовавших: государство, вложив в их образование энную сумму, заинтересовано получить «на выходе» запланированное количество дипломов, а уж качество знаний, мол, дело десятое.

Но коль скоро уступчивость, — оплачиваемая из государственного кармана, между прочим, — покладистых, «добреньких» преподавателей сменится жесткой требовательностью, то нерадивые школяры отсеются сами собой. Преимущество здоровой конкуренции налицо. Станет ясно, кто есть кто. (И в среде профессоров тоже, кстати.) Смело можно прогнозировать появление массы свободных рук. Вырастет престиж диплома. А с мечтой о нем расстанутся те, кто учится спустя рукава, совмещая необременительное сидение на лекциях с сомнительными заработками на стороне. И те, кто попал в институт по знакомству (протекционизм разлагает, он опасен). И уж тем более придется либо уйти из института, либо взяться за дело всем привыкшим заполнять зачетку «автоматом», прикрываясь «активной общественной деятельностью» (а по существу, бесполезной трескучей говорильней), «временными семейными обстоятельствами» (тянущимися от «академки» к «академке») и спортивными разрядами (ведь репутация альма-матер складывается не из успехов сборных команд на стадионах и аренах). В условиях должной взыскательности утвердится естественный отбор. А за каждую действительно некрасивую провинность студенты сами выгонят недостойного. Недаром сейчас столько разговоров о САМОуправлении...

Однако разговоры разговорами, но пока за нравственное здоровье студенчества отвечает прежде всего комсомол. Всегда ли вузовское руководство принимает во внимание мнение комсомольцев?

...Трое «наркоманов» оказались за воротами Плехановского института в конце прошлогоднего лета. Пока суд да дело, сокурсники не сидели сложа руки. Ходатайствовали об отмене приказа на собраниях. Заносили свои решения в протоколы. Невзирая на некоторый прессинг со стороны руководства, с достойной твердостью отстаивали свое мнение. «Если не мы возьмем на поруки парней, то кто же еще им поможет?» — таков лейтмотив выступлений, обретших статус документа после занесения в протокол собрания. Разве это корпоративная солидарность школяров? Нет, это принципиальная, совестливая позиция людей честных и за свои слова готовых ответить. Только слушать их тогдашнее руководство не пожелало, все просьбы — как об стенку горох.

Приказ был-таки отменен. Но — увы! — не в октябре 1986 года (когда было принято соответствующее решение факультетского бюро комсомола), а лишь весной 1987-го. Более полугода исключенные студенты писали не конспекты и лабораторные, а пространные письма и жалобы в самые разные инстанции. Заучивали не формулы, а канцелярские обороты... Новый ректор Владимир Павлович Грошев, принявший МИНХ в этом году, отменил распоряжение, столь поспешно перечеркнувшее судьбы студентов.

Со скрипом, с натугой, но правда все-таки восторжествовала. «...На и. о. ректора Волкова О. И. наложено партийное взыскание. Деканам механического и технологического факультетов... а также юрисконсульту института... поставлено на вид за формальный подход при подготовке решений об отчислении».

...Пусть лишь отчасти, но все-таки честную позицию занял в истории с Валентином Соломатовым секретарь факультетского бюро. Во всяком случае, письменно подтвердил, что Валентин был в деканате до отъезда курса на «картошку».

Правда, потом он пошел на поводу у бывшего (теперь уже!) декана, но для любого противодействия администрации требуется изрядная доля мужества.

Соломатова восстановили в МЭИ. После разбора столь очевидно раздутого «дела» комиссией Минвуза.

А ведь институт мог потерять дельного выпускника. Государство — толкового специалиста. Соломатов (сразу по восстановлении) проявил себя как вполне состоявшийся инженер. Им запатентовано изобретение... Месяц назад Валентин, сдав госэкзамены, вышел на преддипломную практику.

А Андрей Фурнэ служит на Крайнем Севере. Скоро домой, в Горький... Круто обошлись со своим студентом в столь горячо любимом им университете.

Не посчитались с мнением группы, а ведь учившиеся с ним бок о бок знали его не хуже, чем принимавшие жестокое решение. Запросто мог Андрей разобидеться на весь белый свет.

Но нашел силы начать сызнова. Свидетельством тому его письма из части: «Не дожидаясь ответа на апелляцию, отправленную в МГК ВЛКСМ, я снова вступил в комсомол... Избран секретарем бюро ВЛКСМ роты... членом комитета ВЛКСМ батальона... заместителем секретаря комитета... выполняю обязанности секретаря... Вот такие бывают в судьбе повороты».

Наверное, это — распространенное заблуждение, что жизненные невзгоды идут на пользу, страдания, мол, облагораживают. Попав в подстроенную стечением обстоятельств ловушку, человек, и молодой прежде всего, очень рассчитывает на выручку, понимание. Это тем более касается молодежи современной, поскольку ее культура зачастую оказывается изолированной от старших, замкнутой на самой себе, стало быть, связей с окружающим миром меньше, и мироздание воспринимается как некая капризная и недоброжелательная сила.

Молодые, даже представляющиеся этакими неуязвимыми анархистами, отчаянно нуждаются в учителях, которым могли бы верить. На которых могли бы положиться.

Студенты всегда слыли племенем неспокойным, к несправедливостям чутким, импульсивно реагирующим и на хорошее, и на плохое. Разумно, наверное, в рамках складывающейся сегодня системы самоуправления в высшей школе продумать и ходы обратной связи в тандеме «студенчество — преподаватели». Чем выше уровень доверия, тем строже спрос. Но спрос — по делу. Ни на одного нельзя махнуть рукой. «Если не мы, то кто?»

Беспечно отторгая нескольких, как-то упускают из виду: такие «недочеты в воспитательно-профилактической работе» приводят к ставшей уже притчей во языцех неприкаянности молодежи.