Вместе с Толей Смирновым Александр обошел три бригады. Домой он возвратился загорелый, обросший, худой. Он не мог бы ответить на вопрос, какой из двух его походов был труднее, но в одном он не сомневался: Александр понял, что может связать свою судьбу с этим краем, что выдержит все, что выпадет на его долю...
Вторая зима, наполненная сотнями забот и дел, наступила незаметно и так же незаметно ушла вместе с голубыми льдами дальше к полюсу. За быстролетной северной весной наступило лето, растопившее последние островки снега в оврагах, перекрасившее белые спины хребтов в темные тона.
... В окно постучали громко, настойчиво. Потом срывающийся голос что-то прокричал по-чукотски.
Это был пастушонок Коврай из бригады Эккину. Он сидел на земле и беззвучно всхлипывал. Как он добрался до поселка? Бригада Эккину находилась в ста километрах...
Когда Коврай отдышался и успокоился, Александр услышал страшную весть: жена Эккину умирала после родов.
- Эккину нет... - рассказывал мальчик. - Омрыргин жжет в яранге старые шкуры, кости... прыгает вокруг Выльвычейвуны с бубном... не дает воды... Она умрет!
Десять лет назад комсомолец Василий Эккину разыскал в самом отдаленном уголке тундры стадо бывшего шамана Омрырги - на и привел его в колхоз. Омрыргин сделал вид, что согласен с новой жизнью. Он перешел в бригаду Василия Эккину и выжидал время. А теперь бывший шаман остался один с тремя женщинами в летнем стойбище. Жена бригадира должна была родить, и Омрыргин решил, что он поменяет свою старую жизнь на две...
Медлить было нельзя, у женщины, видимо, началась послеродовая горячка. Александр связался с районом, чтобы вызвать вертолет. Но из Певека ответили, что машина находится далеко в верховьях Омолона и прилетит не раньше чем через три дня. Александр решил идти пешком.
И он шел, стараясь не сбавлять шага. Когда силы подходили к концу, в голову начинали лезть нехорошие мысли: «Вот опять ты один тащишься по этой пустыне, сдыхаешь от усталости, а ведь где-то люди живут по-другому, не зная тревог и забот. Ты маленький человек, уйди - и в тундре ничего не изменится...» Тогда Александр до боли стискивал зубы и еще упрямее шагал вперед. Он вспоминал список, который вывешивался в клубе после обхода домов комсомольцами. Против каждой фамилии ставилась отметка за чистоту: «три», «четыре», «пять». Пусть Лаврентьев насмешливо называл этот список «зерцалом культуры», но для Александра он был частицей великой силы, ломающей старые привычки. Александр вспоминал, как даже против фамилии Тынаургина появилась отметка «четыре», как сняли в домах тяжелые шкуры с окон, а койки начали застилать верблюжьими одеялами. Он думал о крепких, здоровых младенцах, которые уже не исходили плачем, задыхаясь в меховых комбинезонах, а лежали в чистых кроватках... Александр видел перед собой и заведующего красной ярангой, и зоотехника, и секретаря райкома партии - всех, кто помогал ему, искренне заботясь о людях. «Маленький человек? Нет, не маленький и, главное, не один!»
... Стойбище казалось вымершим. Не было слышно даже грызни собак, над тремя ярангами нависла какая-то странная тишина. Александр подошел к яранге бригадира и заглянул в щелку. У догоравшего костра, склонив седую голову на грудь, сидел Омрыргин.
Внезапно раздался истошный крик:
- A-a! Мемыль! Воды!...
Александр вскочил в чоттагин, бросился к пологу и откинул тяжелый меховой занавес. В темном, пропахшем гарью углу лежала роженица. Рядом с ней на шкурах барахталось смуглое маленькое тельце. Дрожащие, слабые руки чукчанки шарили вокруг, женщина пыталась приподняться, но снова со стоном падала на шкуры. Александр поднес ребенка к матери... Он напоил женщину теплым бульоном из термоса и, расстелив около яранги шкуры, покрытые простыней, вынес ее на воздух.
Целые сутки не отходил Александр от роженицы. И лишь после того, как больную чукчанку, бережно прижимавшую к груди ребенка, на носилках внесли в вертолет, он спокойно закрыл глаза и мгновенно уснул.
Уже потом, через несколько дней, ему рассказали, что старый Омрыргин взял винтовку, рюкзак и ушел из стойбища куда-то на восток. Больше его нигде не встречали.
Они сидели вдвоем в охотничьей избушке, отдыхая после обычного путешествия в глубь тундры: молодой врач Александр Вольфсон и его побратим каюр Рыгетен. За окном визжала пурга. Маленький язычок свечи трепетал от каждого слова Рыгетена.
- Ответь мне, доктор, - говорил он и смотрел на Александра карими проницательными глазами, - зачем ты идешь в тундру? Твоя кожа мягка, глаза болят от блеска снега, ноги и руки мерзнут в пургу. Ты не умеешь ходить по тундре... Зачем ты идешь, скажи? Почему ты отдал мне свою кровь, когда я умирал от ран, скажи? Говорят, ты родился там, где солнце светит даже зимой, где люди не ходят в кухлянках, а воздух теплый, как жар жирника. Правда это?
- Да, - устало сказал Александр. - Я родился в городе Львове.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.