Краевед Можаев — о борьбе с запретами
Фотосъемка: Никита Машкин |
На улице темно, мокро и уже прохладно, но посреди темноты и тумана светится волшебное окошко, а в нем – разноцветные такие, разнообразные, многообещающие, нужные людям емкости. Мне-то, в общем, по фигу, я просто стою у витрины и умиротворенно любуюсь. Но вот мимо меня пробегают три раскрасневшихся, безусловно, нуждающихся юных феечки. Кричат: «Хозяйка, а ну, подай нам скорее еще мартини, у нас же, блин, мартини все уже кончилось!». А хозяйка устало им на часы – 22.10, сдохните, девки.
«Че за фигня, вы нас не помните? Мы ж полчаса назад приходили, и еще два раза позавчера на рассвете!» – «Э, девушки, мартини ваш – вот на фантике так и написано – экстра драй, 18 оборотов, а у нас со вчерашнего сентября можно не свыше 15-и, кончилось ваше лето, наступает долгая осень с промозглыми слабоалкогольными ночами, пишите Лужкову или в «Спортлото», что ли, жалуйтесь».
Раньше ведь как было: если нельзя (ну, там, футбол, выпускной или инаугурация какая-нибудь), закрывают витрину оберточной бумагой – и нет вопросов. Но не каждый же вечер наводить маскировку. И вот они стоят, такие яркие и манящие, – видит око, а печень неймет. И это все на фоне плохой погоды, вздорожания цен и ментовского беспредела – народ и без того на нервах, но именно сейчас правительству взбрело озаботиться его спортивным и моральным обликом. Феечки грязно матерятся, они ж по определению не пьют пиво, а от вина у них изжога, им нужен только мартини с водкой. А я стою в стороне, умиротворенный и благостный. Мне эта ваша алкогольная кампания совершенно по фигу.
Дело, видите ли, в том, что водку я не пью уже четыре года, даже разбавленную. И чувствую себя значительно лучше. То, что ниже 15 градусов, меня в большинстве жизненных ситуаций вполне устраивает. Однако я замечаю, что мой нетверезый народ заметно нервничает, а порою локально ропщет. Некоторые даже осмеливаются сравнивать сентябрьские трезвовведения с сухим законом 1980-х, что просто некорректно. Вы, может, забыли, а я, старик, помню и перестройку, и то, что задолго до нее было. Ведь борьба за трезвость в России всегда носила характер волнообразный и непоследовательный – когда нужно царю подлатать финансы, он открывает государственные царевы кабаки на всех улицах. Допьется чернь до массовых беспорядков, поджогов и скотоложества – кабаки изгоняются за пределы городских стен, в Немецкую слободу, в окрестности красноречивого Разгуляя (кстати, поэтому выражение «уйти в запой» имело тогда совершенно буквальное значение). И уж там – клочки по закоулочкам, упейся хоть до сумы, хоть до смерти. Так называемый сухой закон 1980-х – та же фигня с человечьими жертвами, политура вместо водки, таксопарк вместо гастронома, вонючие задворки вместо благоустроенной рюмочной, страшные безпохмельные бодуны, невыносимая пошлость комсомольских свадеб. А с 10 до 10 перекантоваться в баре, на пивной либо винной диете, или просто доползти до лицензированного супермаркета – это уж извините.
Кстати, про бары: в Москве на самом деле немного мест, куда можно просто зайти, чтобы закинуться рюмкой. Все же ведь, понимаешь, клубы да так называемые кафе с официантами. Если в таком заведении попросить просто 50 граммов без меню и аксессуаров – наливают, но смотрят как на бомжа (плюс эта отвратительная новая мода на 40-граммовые дозы). Вот в Питере – другое дело, там даже в центре есть такие аккуратные маленькие комнатки, оснащенные недорогими барными стойками с принципиальным отсутствием закуси. Если перемены в графике торговли повлекут за собой положительные изменения в образе кабацкой жизни, то мы, честные столичные пьяницы, будем их всячески поощрять и приветствовать.
Однако речь идет не только о столице – вытрезвительный почин понемногу подхватывают регионы, а это уже совсем другая история. Там, как известно, издавна преобладает «северный тип потребления напитков». Я вот жил одно время не то чтоб в регионе, но в подмосковном рабочем поселке, а это уже почти Россия. Мужчины по утрам отовариваются двухлитровками «Очаковского», с обеда – самой дешевой водкой, рублей по 60 (вдумайтесь в цифру!). Меня однажды угораздило спросить продавщицу, есть ли у нее сухое белое: тихо шипя, она лазила по полкам, изучая пыльные этикетки, потом шарахнула бутылкою о прилавок и сказала, что здесь этого говна отродясь не заказывают и что она вообще не понимает, как можно жрать подобную кислятину. Очередь смотрела на меня с очевидным презрением. Попробуйте предложите им в пятничный вечер догнаться красненьким.
Однако если допустить, что государство станет внезапно последовательным, то нас ожидают великие перемены: совершенно иная ценовая политика, доступные качественные фряжские вина взамен «Богородской», «Трех семерок» и «Исповеди грешницы», а главное – обеспечение освобожденного от «северного типа потребления» мужика рабочими местами, развитой инфраструктурой, художественной самодеятельностью и прочими благами прогресса. Ренессанс. А поскольку понятно, что государству все это на фиг не уперлось, то будущее вполне прозрачно. Кому Разгуляй, кому таксопарк, кому настойка боярышника – до следующей слякотной алкогольной оттепели.
Я же для себя эту проблему решаю самым элементарным образом. Я недавно переехал поближе к одному дивному магазину, где мне уже успели предложить специальную карту лучшего покупателя. В этом магазине все время проходят акции, по которым бутылку вполне приличного испанского вина можно взять по среднемосковской цене «Арбатского», и еще там есть офигенный отдел с разливным чешским и бельгийским пивом. И вот каждый день, отправляясь на работу, я поначалу иду прямиком к прилавку и закупаюсь на вечер. А поскольку я днем еще не знаю, чего мне заблагорассудится на закате, то беру разное: литр пива, бутылку сухого и – если на душе беспокойно – фляжечку чего покрепче, на всякий случай. Лишнее всегда можно отдать ребятам, они не отказываются. Одним словом, я все свое ношу с собой и высокомерно плюю на все ваши плешивые ограничения, я свободен от трогательных забот государства и от капризных режимов розничной торговли.
А вообще, дорогие соотечественники, переходите уже, наконец, на субтропическую модель потребления. Это не понты, это необходимость. Choose life.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Бело-розовое сало и многое другое
Концерт для пилы и памятника Жукову
Основы «гуманитарного» дизайна – максимальная польза, дешевизна, простота конструкции и экономия ресурсов при сборке