В 1905 году

В МАРТЕ месяце 1905 года я выехал на некоторое время за границу. Петербургская и рижская организации дали мне письма, которые я должен был передать Владимиру Ильичу. На следующий день по приезде в Женеву я отправился к тов. Ленину.

Как и большинство, вероятно, товарищей, знавших Ильича только по его литературным трудам, речам на втором съезде партии и полемическим выступлениям, я представлял себе его наружность совсем иной, чем было в действительности. Мне казалось, что он должен быть высоким брюнетом с живыми, непременно черными глазами и мощной фигурой. Та сила и страстность, которыми, как электричеством, были насыщены каждая написанная им строка, каждая высказанная мысль, невольно материализировались в такую же огненную и могучую внешность их автора.

К моему крайнему удивлению, меня встретил коренастый, рыжеватый человек ниже среднего роста, с лицом монгольского типа, с добродушно - насмешливой улыбкой на губах и в хитро - прищуренных светлокарих глазах. Эти умные, живые, проницательные глаза и большая, характерная, уже тогда лысая голова, с огромным выдвинутым вперед лбом, сразу приковывали к себе внимание; но лукавая усмешка, искрящаяся в прищуренных глазах, вынуждала вместе с тем подтягиваться и держаться настороже.

« Хитрый мужик», - невольно подумал я.

Встретил меня Владимир Ильич с обычным для него радушием, теплотой и товарищеской простотой. Почему - то я тогда же, при первом рукопожатии, обратил внимание и запомнил навсегда, что у него была очень мягкая, несколько даже пухлая большая рука.

« Толстой где - то писал, что у Сперанского 1) была большая, мягкая и пухлая рука» - еще подумал я тогда.

Ильич сначала спросил меня, что делается в Петербурге, и как я перебрался через границу. Я рассказал. А потом начались расспросы про события в Баку и о положении дел вообще на Кавказе, где я провел года два.

Слушал Владимир Ильич очень внимательно, время от времени задавая вопросы, чтобы получить особенно интересовавшие его сведения. Ответов он добивался ясных и точных, по возможности, с цифровыми данными. Кажется, в этот же раз я познакомился и с Надеждой Константиновной Крупской, доброе лицо и внимательное сердечное отношение которой привлекало к ней всех после первой же встречи.

- Хорошо, - сказал при прощании Ильич: - вам непременно нужно сделать доклад о бакинских событиях сначала здесь, а потом в других городах Швейцарии. Может - быть, устроим поездку и в Париж. Кроме того, извольте писать в газ. « Вперед». Темы пока выбирайте сами, но было бы хорошо заняться периодическим обзором стачечного и революционного движения в России. Русская легальная пресса дает теперь много материала об этом движении.

Ушел я от В. И. Ленина с твердым убеждением, что это, действительно, крупнейший человек и настоящий политический вождь.

Я решительно примкнул к большевистской фракции еще в 1903 году, как только разобрался в сущности разногласий, вспыхнувших на втором съезде партии. Но настоящим твердокаменным большевиком, большевиком на всю жизнь, я стал только в Женеве, близко ознакомившись с учением, взглядами и тактикой Ленина не только по его литературными трудам и полемическим статьям, но и по живым, непосредственным беседам с ним, по его жизни, его поступкам, отношению к врагам и друзьям, к рабочему классу и к враждебным или чуждым классам, по его ярким выступлениям на дружеских и враждебных собраниях. Какой это был уже тогда огромный, ясный, кипучий и удивительно логический ум, сочетавшийся с могучей волей, настойчивостью и последовательностью во всем, что он начинал. Какой непоколебимой верой в рабочий класс и его историческую миссию был пропитан он уже тогда!

Живо помню его доклад на совместном собрании большевиков и меньшевиков в Женеве после третьего съезда и меньшевистской конференции. Меньшевиков в Женеве было значительно больше, чем нас. Первым де - лал доклад Мартов. Меньшевики встречали его громкими аплодисментами, похлопывая часто и во время речи, ибо Mapтов явно волновался, ему необходимо было сочувствие аудитории. Сутулясь и беспрерывно куря - он вяло и длинно, глухим и слегка хриплым голосом защищал якобы « марксистские» резолюции меньшевистской конференции и критиковал « якобинские» резолюции третьего съезда.

Я посмотрел на Ильича. Он сидел на эстраде в противоположной от докладчика стороне, облокотившись на стол и прикрывая ладонью свой большой характерный лоб и глаза. Лицо его было спокойно и внимательно. Только временами по губам пробегала ироническая усмешка.

Но вот Мартов закончил свою тягуче - унылую речь.

Гром аплодисментов со стороны меньшевиков; к кафедре подходит с несколькими листками в руках Владимир Ильич.

В своей речи он стал сравнивать резолюции, принятые третьим съездом партии, с резолюциями по тем же вопросам меньшевистской конференции.

Подробно отметив ясность, точность, последовательность и революционно - классовую выдержанность резолюций съезда, он с такой всесокрушающей критикой обрушился на половинчатые, туманные и трусливые резолюции меньшевиков, с такой иронией и сарказмом высмеивал их, что присутствовавшие - меньшевики буквально корчились и бесновались от бессильной злобы и... вместе с тем невольно восхищались необычайной логичностью и силой доводов Ильича. Моментами некоторые из них аплодировали Владимиру Ильичу вместе с нами.

Тут я впервые особенно близко наблюдал общеизвестную способность Владимира Ильича необыкновенно просто излагать самые сложные вопросы, почти гипнотизировать слушателей своей могучей логикой, самих наталкивать на определенные и ясные выводы.

- Вот то, что и я думал, - казалось в результате каждому слушателю.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.