Он начинал темой войны, поэтому казалось естественным отнести М.Алексеева к числу писателей военной когорты. Но пройдет немного времени, и появятся его произведения о русской деревне, его раздумья о прошлом, настоящем и будущем сельской России с самобытным осмыслением природы. Новый этап творчества, в котором раскроется отношение писателя к самым актуальным вопросам современности, высветлится его нравственно-эстетическая позиция. И однажды он скажет:

«Природа — величайший новатор. Создав четыре с половиной миллиарда мыслящих существ, она ни в одном из них не повторилась, — совершенно одинаковых людей нет. И я думаю, что если литератор будет беспредельно доверять себе, своим ощущениям и решит рассказать о своем восприятии мира только ему присущим голосом, для читателя это будет свежо и неожиданно».

Эти слова М.Алексеева, пожалуй, наиболее отчетливо выражают его нравственно-эстетическую позицию. Значит ли это, что он, так ратующий за самобытное новаторство, против традиций в литературе? Что все — только из себя и в себе? Нет, эгоцентризм абсолютно чужд М.Алексееву. Еще почти подростком, узнав о смерти А.М.Горького, воспринял эту весть как личную утрату, а отношение его к М. А. Шолохову сложилось, как он вспоминает, в ученические годы:

«Когда мне в пору ученичества попала в руки книга Шолохова, я был вне себя от радости. Саратовщина некогда граничила с областью Войска Донского. Тот же самый быт, те же обычаи. Думаю, как же Шолохов здорово все подсмотрел! Покорил правдой. И, конечно, появилось желание ему подражать. Позже я понял: все, написанное под влиянием, пригодно только для внутреннего, что ли, употребления, выходить к читателю с вещами подражательными нельзя, надо искать самого себя. Учиться же надо у всех крупных русских писателей».

И не случайно эпиграфом к роману «Драчуны» стали, слова Л.Толстого: «Мне кажется, что со временем вообще перестанут выдумывать художественные произведения... Писатели, если они будут, будут не сочинять, а только рассказывать то значительное или интересное, что им случалось наблюдать в жизни».

Рассказывать — значит, обращаться к другому человеку, собеседнику-читателю. Но ведь читатель не бездумно вбирает все в себя. Он думающая, оценивающая, активная сторона. И современный читатель все больше требует невыдуманных книг, все проницательнее вглядывается в творческое, художническое обобщение того, что наблюдал писатель в реальной жизни, все взыскательнее к правде как факта, так и вымысла. Творческая эволюция М.Алексеева последних лет — это путь к документальности именно такого типа, документальности художественно-публицистической. «Так уж устроен человек, что ему раньше и прежде всего хочется заглянуть в лицо другому человеку, а если говорить еще точнее, в его глаза — так легче всего самым, стало быть, коротким путем проникнуть в человеческую душу» — это из книги М.Алексеева «Цена ему — жизнь». Подзаголовок «Слово о хлебе» определяет и жанр ее. Именно «слово», не повесть, не очерк, хотя элементы того и другого есть в книге. И все-таки именно «слово», очерковое повествование, написанное в форме неторопливой, доверительной беседы с юным современником человека пожившего, знающего о жизни многое.

Повесть в новеллах «Хлеб — имя существительное» и слово о хлебе «Цена ему — жизнь» стали этапом на пути писателя от «Карюхи» к «Драчунам». Как в эскизе, пробуются здесь новые интонации, звучат по-новому уже встречавшиеся ранее темы, видятся характеры, исследуется нравственная и социальная значимость понятия «хлеб» в соотнесенности к таким понятиям, как «земля», «мать». Временной диапазон — от дореволюционной России до семидесятых годов нашего века. Исследование времени у М. Алексеева, как и во всем его творчестве, имеет одну важную особенность: оно все обращено к будущему. Писатель, книги которого близки людям самых разных поколений, во имя будущего обращается к давнему и недавнему прошлому страны.

Он находит свои, вызывающие отклик в каждом советском человеке слова, когда говорит о Великой Октябрьской социалистической революции. В сфере социальных понятий и отношений звучат теплые интонации собеседника, объединяющие автора-рассказчика и юного читателя общностью сопереживаний: «Как литератору, мне хотелось бы живее представить себе Ильича, торопливою рукой, своим стремительным, летящим почерком набрасывающего строки декрета.

«1) Помещичья собственность на землю отменяется...»

Возможно, после этого слова поначалу была поставлена точка, но Владимир Ильич решительно прибавляет: «...Немедленно без всякого выкупа». Нетрудно представить, что творилось в душе мужика, когда он услышал такое!»

У М.Алексеева происходит слияние личного идеала писателя с общественным: без напыщенных слов, без назидания потомкам. Человек беседует с человеком, делится своими переживаниями, своим отношением к великим событиям и людям, рассказывает о себе, раскрывает свою творческую лабораторию.

«Отношение человека к земле, к природе — категория не только экономическая, но раньше всего нравственная» — эти слова М.Алексеева являются ключевыми для всего творчества писателя. Они характерны и для его гражданственной позиции. Выступая на сессии Верховного Совета РСФСР, депутат М.Н.Алексеев говорил: «Разве это село, леса, луга, речушка вокруг него не формируют нашу душу? Разве не взращивают в нас гражданина и патриота и разве не больно сердцу, когда мы видим, как на наших глазах угасает, умирает речка, реченька, в которой мы некогда качались, как в материнской колыбельке?!

Землю надо беречь и от войн, и от людского равнодушия к ней. А то как бы не пришлось заносить в Красную книгу не только редких животных и редкие растения, но и самого человека».

В сознании писателя как общее зло выступают войны и людское равнодушие к природе, а понятие патриотизма объединяется с понятиями земли, материнской колыбели, с необходимостью бережного отношения ко всему, живущему на планете. Человек рассматривается им как часть природы и возникает замысел — создать несколько документальных книг, автобиографических в своей основе, утверждающих подвиг советского человека, преобразующего природу, защищающего Родину. Таков и роман «Драчуны». Автор оценивает его так: «Это подступы к главному труду моей жизни — произведению о Сталинградской битве. Почему подступы? Да всем моим героям в недалеком будущем предстоит пройти через войну. Мои мальчишки — защитники и опора Отечества. Роман нельзя назвать в общеупотребительном смысле воспоминанием. На происходящие в нем события я смотрю не глазами мальчика Миши Алексеева. Нет. Я из дня сегодняшнего как бы отвечаю сам себе на вопрос, почему мы победили в Великой Отечественной войне. Вместе с тем это роман о детстве».

То обстоятельство, что это роман о детстве, органично связывает «Драчунов» с «Карюхой». Кстати, слово «драчун» прозвучало уже в повести, в третьей ее главе, когда М.Алексеев, описывая отношение Карюхи к каждому члену семьи, набрасывает и штрихи характеров: «В отношении моего старшего брата, Саньки, Карюха придерживалась в основном того же образа действий, что и в отношении отца. Характером и повадками Санька был весь в батю: так же горяч и нетерпелив, а драчун, пожалуй, даже больше, чем отец».

М. Алексеев как бы берет детство в ладони, бережно рассматривает его, это возрастное и историческое мгновение, следит за психологией его перехода в следующее мгновение, в отрочество в «Карюхе». Возвращается к нему, текучему, трудноуловимому, осмысливает в связи с судьбами русской деревни на рубеже двадцатых — тридцатых годов в «Драчунах». Общее время действия, общие события, общий герой — рассказчик — многое, очень многое объединяет «Драчунов» и «Карюху». А между тем это два этапа творчества писателя, и между ними годы и годы труда, с 1967 по 1981-й. И сознательный, художнически осознанный переход к документальности, которая у писателя не скатывается к фотографии факта. Документальность его современного творчества вбирает в себя наиболее характерные черты актуальности и публицистичности. Специфика его документальности и художественности в самой природе факта, документа, отобранных писателем, в личном участии в событиях. Сохраняется им факт и документ как первооснова, помогающая читателю ощутить реальность обстановки и характеров, конкретность места действия и событий. Все это одухотворено виденным и пережитым, осмыслено с точки зрения исторического опыта народа.

Когда помирившимся после драки и долгой враждебности Мише и Ваньке вручают в «Драчунах» подарки за сохранение колхозной пшеницы, того самого хлеба, «имени существительного», «цена которому — жизнь», рождаются такие строки:

«Не помню, кто вручал нам маленькие свертки, что говорил при этом, — помню только, что вся кровь, струившаяся по всем жилам, кинулась в лицо; сердце застучало у самого горла, затруднив дыхание; глаза осветились небывалой, неслыханной радостью, ни прежде и никогда после не испытанной мною. Счастье было огромное и полное, может быть, еще и оттого, что не обойден наградою и почестями Ванька и что произошло все это в момент, когда между нами наступил желанный мир, вернувший нам дружбу и распахнувший, как нам казалось, широкие и светлые дали. Мы не знали и не могли знать в тот ясный осенний день, что стоявший уже у порога 1933-й приготовил для нас испытания куда более тяжкие, чем те, через которые мы уже прошли».

Автор не дает обнаженной документальности, он все пропускает сквозь горнило собственного переживания и видения. Потому так неотрывно читаются его произведения, потому и ждет читатель продолжения и развития нового этапа творческой эволюции М. Алексеева — его главного романа о Сталинградской битве, вехи к которому — «Карюха» и «Драчуны» — прочно покорили читательские сердца нравственной силой замысла, весомостью идей, самобытностью художественной манеры.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.