Метаморфическая поэзия музыки

крадут вообще возможность играть... Кроме того, саксофон ведь обладает как бы...

АКСЕНОВ. Вроде бы ты вдруг ослеп, оглох, онемел, да?

КОЗЛОВ. Или руки потерял... Да, это жуткое дело, когда крадут саксофон. Понимаешь, у саксофона есть одна особенность: когда на нем долго играешь, он, его металл, приобретает акустические данные, соответствующие твоему внутреннему устройству. Тебе нужно «раздувать» его много лет, и только тогда он начинает вибрировать уже по-настоящему, он соответствует тебе. Новый саксофон для тебя сначала неодушевленная штука. А чужой саксофон тем более...

АКСЕНОВ. Он, может быть, даже немного враждебен тебе?

КОЗЛОВ. Основательно враждебен. Он привык к другому человеку. Звук – это вибрация волны,,у него масса всяких тонов, тембровых окрасок, и у каждого человека разные комбинации. Когда ты постоянно играешь на саксофоне, его металл структурируется в соответствии с твоей личной звуковой волной, и он начинает звучать все лучше. Эта вещь становится , тебе родной, в ней масса твоего труда и души. Саксофон для меня не только конденсатор моей жизненной энергии, но и передатчик. Через него моя энергия идет на слушателей в зал.

Какова моя задача? Я должен выйти на сцену и воздействовать на слушателя своим желанием играть и своим чувством музыки, жизни, мира, тем, что идет лишь из меня, а саксофон мне просто помогает. Это основное, собственно, этому я и учу наших ребят. Передайте публике свое наслаждение музыкой. Оркестр сродни факиру, который показывает толпе воображаемое дерево.

АКСЕНОВ. Это часто получается?

КОЗЛОВ. Лишь иногда. Малейший неясный сдвиг настроения, и «момент истины» улетучивается. А публика чувствует это прекрасно, причем любая, и не только специалисты-эстеты, но и обычная публика. Во всех этих смыслах кража саксофона, конечно, ужасное дело... просто ужасное дело... У тебя такое бывало?

АКСЕНОВ. Бывало. Теряешь что-то вроде саксофона, и все надоедает. Тебе уже весь свет не мил.

КОЗЛОВ. Да, в те годы мне надоело играть. Года два я играл без всякого желания.

Козлов встал и чуть-чуть прошелся вокруг магнитофона. Мягчайшая, скромнейшая походка. Впалые щеки, иконный русский северный лик.

Я подумал, что, сколько бы раз ни встречал этого человека в прошлые годы, всякий раз удивлялся преображению – скромняга Козлов, взяв в руки саксофон, исторгает водопад неистовых звуков.

АКСЕНОВ. Когда ты впервые увлекся джаз-роком?

КОЗЛОВ. В 72-м я поехал в одиночестве на фестиваль в Будапешт и вот там живьем увидел одну группу с хорошей аппаратурой. Как ни странно, вся эта сверхгромкость и давление на уши отнюдь меня не испугали, а привлекли как новое эстетическое явление.

В этом же году на фестивале в «Ударнике» я вывел немного странный состав, похожий на камерный оркестр: скрипка, виолончель, контрабас... И сам играл на сакс-альте за альт струнный. Написал тогда несколько псевдострунных пьес. Любителей традиционного джаза эта музыка шокировала, они говорили, что джаза здесь нет, но хотя, и правда, джазом там почти не пахло, но это было в джазовом контексте; вот что важно – джазовый контекст. Как ни странно, это был мой первый шаг к джаз-року, ибо эта современная музыка характерна как раз тем, что в ней можно использовать все, что угодно, если это завязано единым контекстом и задачей. Я вдруг понял, что все мои скачки с одного стиля на другой; в чем меня даже попрекали некоторые друзья, теперь мне могут пригодиться для работы в современном джаз-роке.

Следующий шаг был в джаз-студии Дворца культуры «Замоскворечье», где я вел класс саксофона. Там я стал собирать энтузиастов. Стал слушать молодых, совсем молодых, двадцатилетних ребят. Именно там я и отыскал костяк нашего оркестра. Я увидел, что там есть музыканты, которые тянутся уже к более сложной музыке и отчасти к джазу. Многие из них отпали, но тем не менее вот даже нынешний состав – из этих же молодых ребят. Сейчас-то у меня играют все профессионалы, окончили Институт имени Гнесиных или консерваторию, но все они начинали в самодеятельных бит-группах.

АКСЕНОВ. Игорь Саульский тоже играл там?

КОЗЛОВ. Играл, да еще как! Он прошел школу дай бог какую!

АКСЕНОВ. Я помню, у тебя с самого начала играли несколько юношей из консерватории, в частности Вадим Ахметареев.

КОЗЛОВ. Вадим и сейчас у нас, он развился за это время в импровизатора. Медная группа у нас вообще больше склонна к джазу. Правда, должен сказать, что в этом смысле у нас в «Арсенале» нет проблем, то есть нет внутренних раздоров. Все музыканты любят свою музыку, но хотят изучать и джаз.