« - Значит, и польза от дороги есть?

- Ну, так как же! Давно ли работает, а гляди, все села около нее городами становятся».

Этот диалог двух крестьян из «Сутолоки провинциальной жизни» Гарина-Михайловского невольно вспомнился в Тындинсном. Тындинский, Тында - серый круг земли в пушистом золотом кольце осенних сопок. Прочные бревенчатые избы, исполненные мрачноватой решимости выстоять в окружении глухой тайги на вечной мерзлоте...

Сотни поездов везут грузы для безвестного прежде поселка. Со всех концов страны пробираются сюда люди, которым кажется, что они сейчас нужнее всего именно здесь... Звучит разноязыкая речь, ревут машины. Местные жители ощущают себя как бы в эпицентре землетрясения. Все правильно, так и должно быть: поселок становится городом.

В Тынде работает человек, который имеет к этому столпотворению не только прямое отношение, а и в некотором роде является его причиной. Зовут его Александр Алексеевич По-божий. Он москвич, хотя живет в Тынде по восемь месяцев в году, как прежде месяцами, а то и годами жил у берегов Тихого океана, в пустынях Монголии, в болотах Тюмени, в таежных дебрях Сибири, на Байконуре, среди льдов Заполярного Урала.

Сейчас Александр Алексеевич Побожий возглавляет экспедицию Мосгипротранса, ведущую изыскания для БАМа на восток от Тынды.

- Александр Алексеевич, говорят, вы сейчас должны были бы находиться не в Тынде, а на другом конце земного шара?

- Верно, я собирался поехать на изыскания в одну из дружественных нам стран. Дело предстояло интересное - реконструкция железной дороги длиной в тысячу километров. Эту работу мне предложили прошлой осенью, я согласился, но поездка все откладывалась. А когда наступил март, меня, старого таежника, так потянуло в лес... В воздухе весной пахнет, товарищи звонят: «Что, попылили в тайгу?..» Ничего не смог с собой поделать. Кто полюбил тайгу - это уж на всю жизнь.

- А профессию изыскателя?

- А это еще серьезнее. Я начинал землемером. Работа нравилась, но угнетало одиночество. Вроде я индивидуалист. Как-то в селе, в одной избе встретился с изыскателями. Мне сразу понравились эти люди. Чувствовалось, их связывает настоящее братство. Я им страшно позавидовал. В тот день решилась моя судьба.

- Выходит, интуитивно выбрали профессию. Но теперь, когда сорок лет работы позади, скажите, за что ее любите?

- Изыскателей часто называют романтиками. Это слово, как мед, приманивает к нашей профессии молодежь. Если задуматься, все приметы романтики, и правда, налицо. Я, как многие мои товарищи, переваливал через хребты в местах, где не ступала нога человека. Был свидетелем неповторимого зрелища - хода кеты «а нерест, когда вода кипела от рыбы. Летал на самолетах, вертолетах; ездил на лошадях, оленях, верблюдах; плавал на пароходах, теплоходах; в долбленых и берестяных лодках; ночевал в шалашах, палатках, юртах, ярангах, спал на голой земле. Ходил на сохатого, на медведя. Сколько тайменей и хариусов переловил - не счесть! Чем не романтика? Романтика. Но если это твоя ежедневная жизнь, так сказать, быт, то все это называется уже по-другому. На медведя (было это давно, в годы войны) я ходил потому, что мне и товарищам нечего было есть. На уль-магде (так орочи называют свои долблении) мы, помнится, спускались по такой свирепой речке, что чудом остались живы. Изыскатели прежде всего работяги. Они должны уметь махать топором, найти пропитание в любом уголке, разжечь костер в ливень, не обморозить руки в лютый мороз. И не поддаваться унынию, что бы ни случилось. Работа наша бывает опасной. Не одного товарища похоронили мы в тайге; именами отважных изыскателей названы станции и разъезды. Но ни опасности, ни экзотика не составляют сути нашей профессии. Суть ее в том, что согревает нас в холод, дает силы в трудном переходе, делает изыскателей мечтателями сознание, что за нами потянется ниточка жизни, дорога. И уже ни одному человеку не будет здесь так трудно и одиноко, как тем, кто пришел сюда первым.

Есть еще одна сторона изыскательского дела, очень важная для меня, - это работа творческая.

- Можно об этом подробнее?

- Изыскатели должны выбрать одну трассу из миллиона возможных.

(И опять Гарин-Михайловский: «Линия - это тот же зверь, которого тоже надо уметь выследить по разным приметам, требующим знания, опыта, особого дарования».)

Поиски ее, единственной, и есть творчество. Вот вам пример. Только что проектировали участок трассы в долине Гилюя. Исходные данные были таковы: рядом с рекой затопляемый участок, поросший редким лесом. Дальше полоса безлесной мари (марь - болото на вечной мерзлоте), переходящей в небольшую возвышенность. Склоны ее тоже местами покрыты марью, а поверху растет лес. Задача заключалась в том, чтобы проложить трассу наивыгоднейшим и надежнейшим образом.

(Видно, не случайно они не искатели, а изыскатели - люди, которые должны извернуться, исхитриться, но найти.)

Решая задачу привычным, стандартным путем, любой изыскатель скажет: я пущу трассу поверху и тем самым застрахуюсь, тут уж меня никакая вода не достанет.

Но самый надежный вариант - всегда ли он наилучший? Как отсыпать полотно наверху? Как возить материал? Ближайшие карьеры гравия - в двух-трех километрах. Если помножить эту цифру на количество рейсов да потом на стоимость каждого рейса... Я рискнул предложить повести трассу рядом с Гилюем, по тому самому затопляемому участку, который - что очень существенно - порос лесом. «Против» здесь был скверный характер Гилюя (но затопления не страшны, если сделать насыпь высотой 3 - 3,5 метра), «за» - близость карьеров и прочность грунта, укрепленного лесом.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.