Глава шестая, рассказанная Виталием Крутиковым

Раньше, до диамата, сказали бы «нечистая сила», и точка. Теперь так просто не отделаешься. К сожалению, лично я пока не имею какой-нибудь удовлетворительной гипотезы относительно своего совершенно идиотского поведения, поэтому ничего не остается, как провозгласить о наличии у меня еще одного «пунктика», кроме всех тех, которые уже известны. Новый «пунктик» начался в ту ночь, когда раздался звук. Янис уже хорошо тут говорил о «комплексе», могу добавить от себя: у меня было все то же самое и плюс внезапное изменение всех моих прежних принципов. Они словно растаяли и испарились в один миг. Даже этот вот, классический: не торопись подрывать свой авторитет, за тебя это сделают твои подчиненные - даже он не устоял, и, как видите, такие печальные последствия...

Наступала четвертая ночь. После заката, как обычно, с озера поднялся туман, потом разъяснилось, высыпали звезды. Мы с Ириной пошли к пеленгаторам. Зоя осталась дежурить по лагерю, возле больного Яниса. Старик нахохлившейся вороной сидел у костра и глушил чай - кружку за кружкой.

До восхода луны оставалось еще около часу, озеро было небольшое, круглое, как чаша спортивной арены в Лужниках, и мы с Ириной шли не торопясь, уверенные, что не опоздаем. Я рассказал ей о своих переживаниях. Она равнодушно сказала, что ей тоже все это кажется странным. Меня неприятно задел ее безразличный тон, но я промолчал.

Мы пробирались сквозь чащу, когда я услышал слабый всплеск. Так могла плеснуться рыба, но я знал, что рыбы в озере нет. Предупредив знаком Ирину, чтобы не двигалась, я осторожно прокрался к берегу и стал всматриваться в туман, призрачно колыхавшийся над водой. Увы, ничего не было видно. Мы постояли, прислушиваясь, но все было тихо. Я выбрался из зарослей, и мы пошли дальше.

Вскоре появился огонек горящей вполнакала лампочки - это был первый пеленгатор. Возле него осталась Ирина. Я зашагал ко второму. Ходьбы до него было не более четверти часа, но я, специально не включая фонарик, шел медленно, осторожно, прислушиваясь к малейшим шорохам, напряженно вглядываясь в смутно видимые впереди контуры деревьев. Уже десять, пятнадцать минут прошло, а огонька горящей лампочки все не было видно. Тревожные предчувствия чего-то грозного, неумолимо надвигающегося овладели мною. Я включил фонарик, прибавил шагу и в тот же момент налетел на треногу второго пеленгатора. Пораженный, я с минуту смотрел на разграбленный прибор, не веря своим глазам. От сложного измерительного комплекса остались рожки да ножки: подставка, тренога да болтающиеся оборванные провода. Сам пеленгатор и батареи бесследно исчезли. Ясно, что здесь мне нечего было делать, и я немедля, быстрым шагом пошел обратно, к первому пеленгатору. Огонек я заметил издали, но, когда подошел ближе, обнаружил, что, к моему величайшему удивлению, возле прибора никого не было. Помню, первым моим чувством была злость: какого черта, рычал я, вздумалось ей бегать куда-то, когда вот-вот начнется звук! И вечно так: ничего нельзя доверить этим женщинам! Я чувствовал, как во мне созревал еще один принцип. Рассвирепевший, я стал громко звать Ирину, кричал во все горло, но только горное эхо мрачно вторило в этой жуткой черной яме. Я стоял в растерянности, не зная, на что решиться, - то ли кинуться на поиски жены, то ли остаться возле прибора. Вдруг повеяло прохладой, небо засветилось, восточный хребет внезапно возник из мрака глухой черной громадой. И в тот же момент раздался звук. Он быстро нарастал, набирая силу и громкость. Я приник к прибору ночного видения. На середине озера, среди клочьев тумана покачивался плот, на нем странно приплясывал, размахивая руками, какой-то человек. Я тотчас узнал его. «Янис! Подлец!» - взревел я. Мне все стало ясно. Я бросился к воде, но тут сильный толчок сотряс землю. Я еле удержался на ногах. Вслед за первым толчком последовал второй, и началось светопреставление: все кругом закачалось, завыло, завизжало. Я упал и покатился по колышущемуся, дергающемуся подо мной склону, - то ли вниз, в озеро, то ли вверх, на зубья дымящегося хребта. Рядом со мной, навстречу мне летели, грохотали камни, все затянуло пылью, я прыгнул и почувствовал, что погрузился с головой в воду. Вынырнув, я быстро поплыл на середину озера, и с каждым взмахом, с каждым рывком вперед я ощущал все более и более сильную жажду сделать с Янисом что-то такое, после чего он никогда, никогда бы не посмел своевольничать.

Рев, грохот и вой продолжались. Озеро как бы дрожало, мелкие волны беспорядочно плескались, сталкиваясь и гася друг друга. Яркий лунный свет освещал дымящиеся горы, рябую поверхность озера, качающийся лес.

Я подплыл к плоту. Яниса нигде не было. Вдруг он вынырнул рядом со мной - с двумя горящими фонарями, в маске, с кислородными баллонами за спиной. От баллонов к маске тянулись гофрированные трубки. Янис дернулся от меня, но не тут-то было: я схватился за эти трубки и стиснул их что было сил. Он как-то странно завозился в воде и вдруг накинул мне на голову что-то вроде петли. В тот же момент меня сильно дернуло, шею сдавило, и я выпустил трубки. Меня поволокло куда-то, я задыхался, хотел закричать, но не было воздуха. Кажется, я потерял сознание. То, что происходило со мной потом, - это так странно и так не связано с настоящим, что утверждать, будто прямо из озера я попал в пещеру, не имею оснований.

Глава седьмая, рассказанная Ириной Крутиковой

Никогда бы не поверила, что в человеке, будем говорить конкретно, в данном случае в моем муже, Виталии Кругликове, столько всего запрятано. Я имею в виду «пунктики». Можно вытерпеть его обжорство, его магнитофонные записи, его дурацкие принципы, которые он выдумывает сам на свою голову, - все можно вытерпеть, но воровство... Чтобы мой муж скатился до такого - нет, это уже выше моих сил. Как только исчезли продукты, я тотчас, взглянув в его бегающие глазки, поняла все, то есть что это его работа. Я взяла его за руку и повела к озеру. Он шел и хныкал, как ребенок. Я топнула ногой и сказала, что немедленно, прямо сейчас разведусь с ним, если не признается во всем и не покажет, куда спрятал украденные продукты. Он повалился на колени, мычал что-то нечленораздельное и показывал куда-то на другой берег озера. «Веди!» - приказала я. Он потащился по тропе, оглядываясь на меня и что-то ворча. От негодования, от позора я была глуха и слепа. Как мы шли, где мы шли, ей-богу, не помню. Наконец, после карабкания на скалы он остановился перед огромной каменной глыбой, стоявшей у вертикальной стены. Я думала, что он решил передохнуть, но он вдруг схватился за эту глыбу и - откуда у мужика столько силы! - отодвинул ее, открыв вход в пещеру. Я хотела шагнуть внутрь, но он вдруг как зарычит - оскалился, как зверь какой-то. Я перепугалась, но не подаю виду. «А ну-ка, говорю, милый мой, вытаскивай все, что спер». Он схватил меня за руку и силой затащил в пещеру. Господи, никогда бы не подумала, что у меня такой странный муж. И правда, там было так уютно... Он просил, умолял меня не трогать продукты, обещал отдать мне половину, совал брикеты с гречневой кашей, банки тушенки, которые он выкапывал откуда-то из углов пещеры. Мне было страшно, но и как-то интересно... Вот тут самый загадочный для меня момент... Короче, он меня убедил... Стыдно в этом признаваться, но тогда мы съели с ним по банке тушенки и по два брикета гречневой каши. Позор, да? А что я могла сделать? Вообще, Виталий теперь для меня загадка. Как можно за какие-то несколько часов так сильно перемениться? Из доброго, покладистого, демократичного вдруг превратился в злого, хитрого, жестокого...

Особенно меня тревожили его взаимоотношения с Янисом. Как известно, Виталий вернулся к костру позднее всех, подавленный чем-то и с поцарапанным лицом. Я спросила его, где он был и что с ним случилось. Он сидел в палатке и, злобно поглядывая на меня, молча уплетал кашу. Я ждала, что он скажет. Он ел. Тут в палатку просунулся Янис и тоже поинтересовался, что с Виталием. И вдруг Виталий, прижимая к себе миску, проворно отполз Б дальний угол и стал ругать Яниса на чем свет стоит - дескать, тот следит за ним, не доверяет, командует, оскорбляет, жалеет для него кусок хлеба, попрекает едой и так далее и тому подобное. Янис слушал, слушал и тоже не выдержал да как закричит: «Замолчи!» Никогда я не видела его таким. Даже глаза побелели - просто ужас какой-то. Ну, думаю, сейчас начнется истерика. Но нет, Янис пересилил себя и спокойно так, но страшно холодно говорит: «Виталий, очень прошу, возьми себя в руки. Понимаешь?»

Второй раз они схватились из-за выбора пути обнаружения источника: Виталий считал, что прежде чем лезть в воду, необходимо провести тщательные замеры, чтобы как можно более точно определить местоположение источника; Янис же из каких-то своих соображений настаивал на немедленном обследовании дна озера по результатам первого замера. Я сказала, что, наверное, прав Янис, потому что кислородные аппараты у нас были, примерное место известно - зачем тянуть? И тут Виталий буквально рассвирепел. Я была поражена. Обычно широкое, добродушное, с круглым вялым подбородком и большими голубыми глазами, его лицо вдруг заострилось, вытянулось, главным образом за счет челюсти, которая опустилась и резко выдвинулась вперед, глаза ушли вглубь, сузились, брови как бы взлохматились и грозными валиками нависли над мрачно горевшими глазками, ноздри раздались, стали шире, круглое, и было видно, как они трепетали. Я со страхом смотрела на него, и внутри у меня буквально выла сирена. С Янисом произошло тоже нечто странное: он присел, попятился и быстро исчез куда-то, словно его и не было.

И вот вечером за два дня до катастрофы ко мне подошел Янис и сказал, что хочет со мной поговорить. Мы пошли к озеру. По дороге он рассказал о своем плане: не тянуть с поисками, а при следующем же появлении звука искать источник в воде при помощи пеленгатора и с аквалангом. Только пеленгатор надо отделить от треноги и прибора ночного видения, чтобы просто держать в руках. Он сказал, что убежден в том, что озеро является резонатором, в центре которого находится небольшой и, видимо, нетяжелый источник звука. Он попросил меня помочь ему проверить в нескольких сечениях профиль дна озера. Я согласилась, и мы, не откладывая, пошли к нашей «пристани», сели на плот и медленно поплыли от одного берега к другому. Я чуть-чуть гребла, Янис при помощи грузила и капроновой веревки следил за изменением глубины. Таким образом, мы исследовали озеро по трем направлениям - Янис ликовал: дно озера представляло собой почти идеальную чашу.

Утром, накануне катастрофы, пока все спали, мы ушли на озеро и договорились, как будем действовать в случае появления звука. Еще днем он притворится больным, чтобы не вязался Виталий, и перед самым заходом солнца перенесет акваланг и веревку поближе к плоту. А когда стемнеет, демонтирует один пеленгатор. Я должна была прийти на «пристань» и подтянуть к берегу плот, который Виталий еще днем установил на середине озера для наводки приборов ночного видения. После этого я, чтобы не вызывать подозрений, должна буду вернуться к костру и после захода солнца пойти с Виталием на дежурство к ближнему пеленгатору. Если звук появится, я должна буду мчаться со всех ног к «пристани» и страховать Яниса на случай, если что-нибудь случится с аквалангом. Все у него было расписано как по нотам - единственной нерешенной проблемой оставалась ледяная вода озера: температура стабильно удерживалась в пределах семи-восьми градусов. Ясно, что в такой среде даже тренированные «моржи» более десяти - пятнадцати минут находиться не могут. В качестве хоть какого-то выхода Янис продумал систему гимнастических упражнений, которые, по его расчетам, должны были разогревать его под водой. Перед погружением он намеревался сильно натереться шерстяным свитером. Все это казалось мне весьма сомнительным, и я очень тревожилась за него. Тут я увидела воробья, обычного пестренького маленького воробья, и меня осенило: ведь птицы плавают в ледяной воде и не мерзнут, потому что их перья смазаны жиром! Я сказала Янису про подсолнечное масло: перед купанием надо обильно намочить нижнее белье в масле и одеться - жировая прослойка будет прекрасной теплоизоляцией! Янис благодарно пожал мне руку. После завтрака, улучив минутку, я стащила все масло, какое у нас было, и спрятала на берегу.

Приближался вечер. Янис великолепно изображал больного - думаю, что если ему не повезет в науке, он сможет многого добиться на подмостках театра.

Когда стемнело, я сбегала на «пристань» и подтянула плот к берегу. Потом мы с Виталием пошли к пеленгаторам. Это была та еще прогулка! С Виталием творилось что-то странное: чем дальше мы отходили от костра, тем напряженнее и, я бы даже сказала, пугливое он становился. Шел осторожно, как-то забавно приседая и вздрагивая при каждом шорохе. Я включила и направила на него фонарик - он чуть не закричал, такой ужас отразился на его перекошенном лице. Но вот что не менее странно, я совершенно не испытывала страха - наоборот, было как-то забавно и любопытно, хотелось подразнить его, даже более того, надавать ему тумаков, потаскать за мохнатые уши. Хотелось в пещеру... Когда мы подошли к первому пеленгатору, Виталий пробормотал что-то бессвязное и, сутулясь, переваливаясь с боку на бок, пошел дальше. Я осталась одна. Передо мной в белесой мути лежало озеро. Небо, горы - все было затянуто туманом. И стояла такая необыкновенная тишина, что слышно было, как возле костра покашливал Василий Харитонович. Я ждала, не шелохнувшись, пронизанная каким-то странным острым ощущением, будто вокруг меня, через меня от земли идут какие-то мощные токи, какие-то необъяснимые силовые поля, которые все более и более плотной завесой отделяют меня от всего мира. Еще, казалось, миг, и эти поля растворят меня в себе, и я исчезну, разойдусь туманом, дымкой, как эти тонкие прозрачные слои, колышущиеся над озером. Мне стало страшно. Я бросилась бежать, и мне казалось, будто эти поля, эти токи мягко, но сильно пытаются удержать меня. Опомнилась я возле «пристани» - Янис был уже на плоту и беззвучно греб к середине озера. Он был едва виден сквозь туман. Я включила фонарик и стала размахивать им, как мы уславливались. Янис ответил мне вспышками. Я нащупала на берегу две веревки, села между ними и стала следить, как они стравливаются по мере движения плота. Вдруг рядом с собой я услышала прерывистое дыхание, и что-то холодное и мокрое ткнулось мне в лицо. Я вскрикнула, отшатнулась, но в тот же момент догадалась, что это Хара. Он стал тереться об мое плечо и жалобно поскуливать. Я шикнула на него, и он куда-то исчез. Тут раздались чьи-то торопливые шаги, цоканье копыт, и вскоре возле меня остановился Василий Харитонович, держащий под уздцы своего коня. Молча, жестами он показал мне, что надо сделать, и тут же сам связал веревку, тянувшуюся к Янису, с ремнями, в которые была запряжена лошадь. Я поняла его затею: в случае чего лошадь быстро вытащит Яниса на берег. Я стала горячо благодарить старика - он помотал головой и, присвистнув Харе, торопливо ушел. Теперь все мое внимание сосредоточилось на Янисе. Он доплыл уже до середины озера, я почувствовала, как натянулась правая веревка. Левая обвисла было, но вскоре поползла снова - это Янис перетягивал се к себе на плот. Одним глазом я поглядывала за конем - он стоял неспокойно, пофыркивал, переставлял ноги. Вдруг с противоположного берега донесся крик - то ли вопль о помощи, то ли яростное рычание. Крик повторился, и горное эхо принесло многократно отраженное «Ир-ри-Ир-ри!». Я догадалась, что это ревел Виталий - господи, никогда не подумала бы, что он может так орать! Что-то бултыхнулось там в воду, и в тот же момент раздался звук. Мне показалось, будто все озеро чуть приподнялось из тумана и, как серебряное блюдо, сияющее под луной, задрожало, завибрировало, отчего и возник этот стремительно нарастающий по громкости звук. Янис, стоя на плоту, торопливо надевал акваланг. От волнения он путался, что-то у него не получалось, но вот, наконец, он нырнул, и, едва скрылся под водой, началось землетрясение...

Глава восьмая, рассказанная Виталием Крутиковым

Я сидел в пещере и дрожал от холода. На мне было много шкур, но все они были новые, плохо размятые и неплотно укрывали тело. Я отобрал у Дохлятины ее шкуру и обвернул свои ноги. Умник снял с себя шкуру, кинул ей и посмел взглянуть мне прямо в глаза. Я этого не терплю, поэтому хлестанул его по морде. Он заскулил и отполз поближе к выходу. Он всегда торчит там, возле дыры, чтобы вовремя улизнуть, иначе мы давно бы его съели.

Я разрыл под собой листья и достал последний припрятанный кусок мяса. Он был свалявшийся, суховатый, почти без сока, но я проголодался и с жадностью набросился на него. Все вокруг зашевелились, зачмокали губами, заскулили. Я рыкнул, и они затихли. Завтра, если не поймаем кабана, прикончу Дохлятину. Она уже ни на что другое не пригодна: не рожает, валяется в пещере и даром жрет мясо. Один Умник возится с ней как с молодой. Если не повезет и дальше, начнем есть Старика, приручившего раненого волка и хромую кобылу. Где он ее прячет?

Я рвал мясо зубами и руками, добираясь до середины, где должен быть сок. Совсем засохшие пленки и жилы я кидал Большой Женщине. Она хватала их на лету и проглатывала не жуя. У меня так: я подкармливаю тех, кто мне нужен. Остальные пусть добывают себе сами или подыхают с голоду...

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.