Рассказ
Жизнь наша протекала легко: мы охраняли и обслуживали небольшой склад горюче-смазочных материалов. Располагался он в стороне от войсковой части, и начальство наведывалось к нам редко.
Мазутная команда, как мы сами себя называли, состояла в основном из «военкоматовских отходов», то есть из призывников старшего возраста, у которых кончились существовавшие по тем или иным причинам отсрочки. Были среди нас и выпускники и недоучившиеся студенты, добропорядочные папаши и разведенные холостяки.
Служилось нам спокойно и тихо: ни ссор, ни поломок да и вообще никаких ЧП. Все бы ничего, да только, как дойдет дело до стрельб, смотров, соревнований, мы, как ни стараемся, выше последнего места подняться не можем. И ладно бы: раз – последнее, другой – еще какое-нибудь, так нет ведь – решительная определенность.
Наш командир капитан Белочкин, столкнувшись с этим удивительнейшим явлением, испробовал все традиционные средства, но ничто так и не помогло. И оттого, вероятно, что средства эти рассчитаны на подростков, а мы... Ну, отправят на кухню. И что? У меня, скажем, мать никогда не умела готовить, да и жена, надо отдать ей должное... И я к тому времени уже столько картошки начистил, столько щей наварил, столько котлет навертел, что всей мазутной команде за год не съесть, даже если всяк будет в три горла лопать.
Мыть пол в туалете? Мусор вывозить? Ну так за людей эту работу никто никогда еще и не делал. Я вот с тех пор, как перебрался в дом-новостройку, чуть ли не ежедневно собирал на лестнице мусор, вываливаемый жильцами мимо мусоропровода: картофельные очистки, пивные пробки и папиросные окурки определял в совочек веником, а что покрупнее или погрязнее – рукой, знают: кто-то все равно приберет. Полагают, наверное, что уборщица. А я, между прочим, ее ни разу так и не видел. Скорее всего ее вообще нет, потому как лестницу не только подметать, но и мыть приходится.
Неумение преодолевать брезгливость – свойство людей несамостоятельных. В нашей команде таковых не было. Мы хладнокровно выполняли все, что приказывал капитан: чистили, драили, мыли, скоблили, красили, в отличие от восемнадцатилетних никогда не высказывали недовольства: какая, собственно, разница, все равно что-то делать надо, не одну работу, так другую какую-нибудь, лишь бы была в ней хоть капля смысла.
После того, как мы в очередной раз заняли последнее место, к нам прислали проверяющего. Им оказался майор Торопов.
В каждой части есть офицер, о котором рассказывают легенды. У нас таким офицером был Торопов. Ходили слухи, что он отлично стреляет из любого оружия вплоть до минометов и пушек, что в совершенстве владеет приемами самбо, дзюдо, каратэ, бурятской, таджикской, грузинской и других национальных видов борьбы, что умеет водить машину, бронетранспортер, танк, трактор, косилку, комбайн, катер и самолет.
Рассказывали, как на учениях он помешал превосходящим силам «противника» форсировать реку. «Противник» все вроде предусмотрел: навел переправу ночью, навел быстро, бесшумно. Когда разведчики доложили об этом Торопову и когда Торопов узнал, что командование поддержки не обещает, он решил воспользоваться единственным выигрышным в его ситуации моментом: переправа была на километр ниже по течению. Скатив в воду десяток бочек из-под< горючего, Торопов отправил вместе с бочками пару солдат. Пока «противник» вылавливал скребущиеся о металл переправы бочки, солдаты ручными дрелями просверлили дырки в понтонах. А потом уплыли дальше и выбрались в расположение «своих» войск. Едва начало светать, еще в тумане «противник» двинул вперед технику. Два танка перекатились, и мост стал тонуть. Пришлось срочно разбирать его, наводить новый. Туман рассеялся, поналетели самолеты,
форсирование сорвалось. А переправившиеся танки Торопов будто бы еще и в плен взял.
Конечно, не все в этих байках точно соответствовало действительности, к тому же и вариантов ходило множество, однако нетрудно было заметить, что во всех вариантах майор неизменно представал высокопрофессиональным военным. А тот уважительный, подчас даже восхищенный тон, с которым рассказывали о нем солдаты, наводил на мысль, что Торопов, как принято говорить, «родился в офицерских погонах».
И вот он приехал. Ничем не примечательный майор лет тридцати пяти. Обошел территорию, осмотрел помещения, сделал мимоходом несколько деловых замечаний. Потом мы провели показательные физзанятия, погасили учебный пожар, ручной аварийной помпой перекачали горючее из одной цистерны в другую. Майор пообедал с нами в нашей столовой, переговорил с Белочкиным, и мы построились для того, надо полагать, чтобы ознакомиться с выводами и рекомендациями.
– Вы все делаете правильно, – сказал Торопов, глядя нам под ноги, – нормально делаете. Но вы работаете. – Поднял глаза. – Да, работаете. – Всматриваясь в лица, он медленно переводил спокойный взгляд. – Конечно, – согласно кивнул головой, – воинская служба – это прежде всего работа. Но не только она. – Майор задумался, не то подбирая слова, не то вспоминая что-то. – В вас крепко засела гражданская жизнь. Ну, да это вполне естественно, – он вздохнул, помолчал и с внезапной строгостью в голосе громко спросил:
– Значит, так: кто с Украины?
– Я! – вышел из строя рядовой Пересаденко.
– Спойте нам во весь голос: «Запрягайте, хлопцы, коней». Пересаденко недоуменно смотрел на Торопова.
– Пойте, пойте, пожалуйста, – повторил майор. Солдат воздел лицо к небу и начал...
– Стоп! – приказал Торопов. – Станьте в строй. Мы растерянно ждали, что последует далее.
– У кого есть наколки?
Вопрос был совершенно неожиданным, да и мало кто понял смысл его, но рядовой Круглов, понурив голову, молча шагнул вперед.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
К 200-летию со дня рождения В. А. Жуковского
Мир капитала: когда человек никому не нужен