— Она верующая! — заплакал мальчик. Тогда ему было двенадцать лет, и он был не безликим «Колей» или «Андреем Гришанчиковым». Он был Сашенькой, баловнем дома, и его никто, ни разу не ударял: ни мать, ни дядя Семен, пока он жил у них, ни бабушка.
— Она верующая! — кричал он, заливаясь слезами, — Поповна! А я пионер! А она верующая!
— Я тоже верующий, — сказал дядя Семен. — Я в свое, она в свое.
Уже много позже он рассказал Коле про то, как в первые годы революции они брали дохлых кошек и бросали их в окна холодной церкви, где молились старики и старухи, вымаливая у своего бога победу красным — своим детям-безбожникам. У одной бабки случился разрыв сердца, когда в нее попали дохлой кошкой, а у нее на руках было четверо малышек: мать умерла от голода, а отец был красным командиром у Блюхера.
Старуха поднялась с колен и сказала:
— Пойдемте, я покажу вам, как добраться до Медовых Пришлиц.
Коля достал из кармана пачку немецких галет и сказал:
— Вот, мамаша, возьмите. Внукам.
— Спасибо, пан, — ответила старуха, — но мы не едим немецкого...
Они шли со старухой по дороге, которая вилась среди полей. Вдали, на юге, громоздились Карпаты. Горы были в сиреневой утренней дымке. Когда Коля и старуха поднимались на холмы, распахивался громадный обзор: места были красивые, холмистые, поля разрывались синими лесами, торчали островерхие крыши костелов, они казались игрушечными, видно их было за многие километры, потому что воздух был прозрачен, как вода ранним утром в маленьких речушках с песчаным дном: каждую песчинку видно, словно под микроскопом. Только иногда налетит ветер, тронет воду, замутит ее, песчинки исчезнут, останется желтая масса песка. А потом вдруг настанет тишина, ветер улетит вверх, и снова песчинка отлична от песчинки — лежи себе и рассматривай их. Так и сейчас: иногда налетал ветер, гнал быстрые серые облака, крыши костелов скрывались, но ненадолго. Были видны красные черепичные крыши домиков. Курились дымки. Голосили петухи. Шло утро.
— Большевики такие страшные, что пан бежит от них? — спросила старуха.
— Я ищу свою невесту. Она ушла с родителями. Все уходили, и они ушли.
Старуха взглянула на Колю и сказала:
— Пан знает, что у него порван пиджак на спине?
— Знаю, — ответил Коля, хотя он не знал про это, — видимо, порвал в лесу.
— Немцы любят опрятных панов, — сказала старуха и внимательно посмотрела на Колю.
— Я тоже люблю опрятность, — ответил он. — Приду туда и зашью.
От дороги отходила тропинка к маленькому домику, стоявшему возле леса.
— Мне сюда, — сказала старуха. — До свидания, пан.
— Всего хорошего. Спасибо, пани. Вы что, специально носили свечу в часовенку?
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.