Лучистый меч

В физических лабораториях на третьем этаже Онкологического института царит обычная тишина рабочего дня. Тикают часы. Шуршат переворачиваемые страницы. И вдруг все громче и громче начинает трезвонить стоящий на столе счетчик Гейгер-Миллера.

Заведующий физическим отделением отрывается от наблюдений.

- Анна Генриховна поднимается по лестнице, - объявляет он.

Проходит с полминуты, счетчик не умолкает, открывается дверь, и Анна Генриховна Ченч, прямая, в белоснежном халате, с падающей на лоб короткой седой прядью, появляется на пороге.

Анна Генриховна - один из старейших радиологов Советского Союза. В этом году исполняется 25 лет ее работы с радием.

Ткани ее тела заряжены. Улетучивающиеся частицы радиоактивного вещества осели на ней, окутали ее невидимым облакам. Это как бы ее радиоактивная тень. Сопутствующие Анне Генриховне электроны, обгоняя ее, первыми появляются в лаборатории, возбуждают разряд в трубке счетчика и поднимают трезвон.

К счетчику можно было бы поднести также пожелтевшие записные книжки супругов Кюри, куда изо дня в день заносились результаты опытов, - нумератор с характерным щелканьем принялся бы отмечать на циферблате вторжение новых частиц материи. Со времени опытов прошли десятки лет, Пьер и Мария Кюри давно в могиле, но книжки еще хранят следы их пальцев и продолжают оставаться радиоактивными.

Мало того, что оседающие на предметах радиоактивные частицы служат помехой в работе, «загрязняют» лабораторию: длящееся годами, постоянное облучение разрушительно влияет на организм. То, что в маленьких дозах является лекарством, в больших дозах превращается в яд.

Сейчас умеют лучше оберегать здоровье людей, которым приходится иметь дело с радием. Ампулы берутся только щипцами, ручки которых обернуты резиной. Работа проводится за особым столиком со свинцовым барьером, защищающим живот и грудь радиолога.

Но людям, которые были новаторами кюри-терапии и рентгенотерапии, пришлось принять на себя рикошетные удары лучистого меча!

Пьер Кюри слишком рано умер, чтобы в полной мере испытать на себе действие лучей. Мария Кюри испила зато чашу до дна.

Когда в торжественные дни ей приходилось набрасывать на плечи парадную мантию, присвоенную профессорам Сорбонны, лицо ее кривилось от боли: прикосновение к шелку раздражало изъязвленные пальцы.

К старости она начала быстро уставать. Ее мучил звон в ушах, озноб, без причины повышалась температура.

Незадолго до ее смерти анализы крови показали, что количество белых и красных кровяных шариков катастрофически уменьшилось. Злокачественная анемия! Костный мозг не мог сопротивляться болезни, так как был истощен продолжительным и беспрерывным облучением.

Радий убил Марию Кюри... Рядом с портретами Пьера и Марии в Онкологическом институте висит портрет человека с болезненным, нервным лицом и очень зорким, пытливым взглядом. Это основатель Института - известный харьковский рентгенолог, доктор Григорьев. Левая рука его хранится в музее Института, на ней явственные следы ожогов и язв и только два пальца - большой и мизинец. Остальные отсечены ножом хирурга.

Сергей Петрович Григорьев умел различать опухоль там, где, кроме него, ее не мог различить никто.

Сам он скромно объяснял это своим удивительно острым зрением, чувствительным к малейшей игре светотени. Однако больные знали, что перед тем, как сделать снимок, доктор проверял экспозицию на своей левой руке.

Эта рука первая принимала на себе удары лучей. Потом уж, удостоверившись, что снимок получится ясным, Григорьев приглашал к экрану обследуемого больного.

Спустя несколько лет начались адские боли в левой руке, не дававшие спать, усиливавшиеся день ото дня. Хирурги определили некроз (омертвление) фаланг и отняли пальцы один за другим.

Однорукий рентгенолог продолжал работать. Он первым в Харькове начал применять лучи Рентгена для лечения злокачественных опухолей, он организовал по поручению советского правительства Рентгенологическую и радиологическую академию, но здоровье было подорвано медленной, непрекращающейся пыткой - его работой. В 20-м году сыпняк умертвил доктора Григорьева в несколько дней, и один из его близких друзей, тоже врач, сказал о покойном словами гордого латинского афоризма: «Aliis in serviendo consumor» («Служа другим, сгораю сам»).