I

Лес безмолвствовал. Сосны ещё дремали в синеватом сумраке, предутренний туман проплывал между ними, белыми клочьями оседая на кустах орешника. Внизу, под обрывом, речка Серёжа сонно обтекала чёрные коряги и покрытый засохшим илом и глиной утоп - дрова, оставшиеся у берегов после прошлогоднего сплава. Безлюдной была лесная дорога с глубокими колеями. Нигде не видно, не слышно человека, только на плотине лежал кем-то брошенный лапоть.

От поймы, от реки Серёжи, от земли и воды поднимались испарения. Сизые дымки курились над зелёными и зыбкими коврами болот, над чёрными омутами. Дымки сливались с туманом - и всё белело в лесу, всё становилось невидимым.

Наступало утро, и лесная предутренняя сырость уже сменилась легким, сухим холодком, и в лесу уже не пахло прошлогодними, прелыми листьями. В лесу был тот утренний холодок, когда человек молодеет от густых и терпких запахов хвои, земляники и только что поднявшихся из-под мха грибов.

- Пойдём верхом, боровинкой! - сказал мне мой спутник, мастер дальнего сплавного лесоучастка Степан Иванович Ширяев.

Степан Иванович, шестидесятилетний старик, высокий, широкоплечий, голубоглазый, с длинными седыми волосами, подстриженными в кружок, был знатоком сплавного дела на лесных речках Серёже и Тёше - мелких, быстрых, своенравных.

Летом Ширяев жил не в деревне, а в лесных шалашах. По вечерам он ставил на Серёже плетённые из ивового прутья морды, проводил бессонные ночи над двухрежной сетью и подпусками. За плечами у Ширяева было двуствольное ружьё отличной тульской работы, на боку на тонком кожаном ремешке висела большая сумка-самоделка, сшитая из просмолённого брезента. За солдатским ремнём, подпоясывавшим синюю короткую куртку из «чертовой кожи», у Степана Ивановича поблескивал остро отточенный лесной топорик.

Ширяев шёл рядом со мной, а направлялись мы с разъезда Венец к верховьям Серёжи, к дровяным складам, где после прошедших ливней наши сплавщики готовились сбрасывать в реку дрова, и неторопливо рассказывал:

- На сотни километров стоит здесь сосна, строевая, мачтовая... И подумать только, что всем этим добром когда-то владел один человек - граф Шереметев! Тихо здесь и глухо.

Мы останавливались, неспеша свёртывали длинные махорочные цыгарки, закуривали и шли дальше по узкой лесной дороге. вдоль высокого берега реки Серёжи. Шли мы со Степаном Ивановичем верхом, шли боровинкой по сосновым иглам, покрывавшим землю зелёным настом, и, пройдя через редкий кустарник, вышли на большую лесную поляну.

По её краям весело шелестели густозелёной листвой тонкие дубки и степенно стояли зрелые сосны.

- Вот здесь и отдохнём! - сказал Ширяев, по-хозяйски осмотрев поляну.

Сняв с плеча ружьё, он бережно положил его на кочку и разлёгся на траве - удобно, широко, по-домашнему. Он лежал на траве и, казалось, отдыхал, но его голубые пытливые глаза зорко осматривали и траву, и ближние кусты орешника, и опушку леса.

На круглой поляне в невысокой траве было много цветов: ярко краснела липкая дрёма с продолговатыми серёжками на длинных стебельках; курчавилась розовая аграфена-купальница, дающая цвет только к середине лета; притаились в трапе скромные, нежные любки - лесные фиалки с жёлтыми, словно облитыми тонким слоем чистого воска, лепестками.

- Ложись и ты, здесь место сухое. Отдохни! - сказал мне Ширяев. - Нам до сплава идти ещё далеко. Но отсюда мы пойдём наперерез через речные кривули. Чай, к обеду и доберёмся до верхних рюмов!... А посмотри, как много здесь звериных троп! - с юношеской живостью добавил Степан Иванович. - Вот траву кто-то примял, пробороздил, а вот ещё следы!

Из-за ближнего куста выкатился чёрный шарик. Он остановился неподалёку от нас и зашипел. Это был молодой ёж. На ярко-зелёной траве сн был заметен хорошо. Увидев большую гусеницу, ёж вытянул голову и побежал за ней, но, толкнув своим

игольчатым боком былинку, по которой вверх уползала зелёная гусеница, стряхнул её в траву и уже не стал там её отыскивать.

Сердито зашипев, ёж выбежал из травы и замер на песке, у дороги. Солнце пригревало всё сильней, и ёж стал беспечно нежиться на тёплом белом песке в летней, сладостной дрёме. Над ним кружились бабочки - яркосиние, с жёлтыми крапинками и багрянобархатные... Где-то над речкой Серёжей, близкой, но невидимой из-за леса, зазвенели стрекозы. В кустах орешника послышался лёгкий треск.

- Тише! Смотри! - прошептал Степан Иванович.

В кустах, подняв голову, стояла рыжая лисица. Она пристально смотрела на дремавшего ежа. Хвост лисы был вытянут, как палка, недвижим, только ветерок пошевеливал на нём несколько золотых волосков, сиявших на солнце.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.