Этого неутомимого парня режиссер встречал в вагоне метро, на перроне дачного вокзала, в кабине попутного грузовика. На той неделе он тащил топор и ведро для туристской каши, дней пять назад копался на распродаже книг, позавчера стоял в очереди на фестивальные фильмы, сегодня пьет у забора послеэкзаменационную газировку. Он играет в бадминтон, плавает, изучает бионику...
Мальчик в очках. За спиной — легкая аэрофлотовская сумка на ремне, в ней могут быть плавки, может быть учебник. На ногах у мальчика — кеды. Прическа у мальчика — ежиком. В общем, современный мальчик.
Что, если сделать этого мальчика героем современной комедии? Да, вот такой веселый, неутомимый очкарик, живущий по законам молодости и справедливости.
Имя ему дали тоже чуть инфантильное — Шурик.
Режиссер Леонид Гайдай рассказывает:
— Мы хотели придумать современного положительного комедийного героя. Почему-то положительный комедийный герой чаще всего получается глуповатым, лишенным поступков. А что, если умный и с поступками?
Именно поэтому для меня поединок Шурика с Верзилой в первой новелле «Операции «Ы» — это не просто драка с хулиганом-пятнадцатисуточником. Это извечный поединок Давида и Голиафа, разума и темной физической силы. Шурик — современный герой именно потому, что это умный герой. Этим он побеждает своих противников. Но побеждает все равно по законам комедии.
Актер Александр Демьяненко потом признавался Гайдаю: «Вы знаете, Леонид Иович, мне ведь поначалу было просто стыдно делать все то, что вы меня заставляли: прыгать, бегать, давать подножки, закатывать людей в обои, заклеивать их, бросаться бутылками, ляпать в лицо глиной, — казалось, это все какая-то чепуха, несерьезно...»
Мир эксцентрики, мир увлекательных и смешных погонь, мир неузнаваний и переодеваний, невероятных приключений, мир гипербол и масон, мир, где люди живут по особым законам комедийной условности, — это мир режиссера Леонида Гайдая. У нас не так много энтузиастов эксцентрики — той самой эксцентрики Бестера Китона и Глупышнина, Чаплина и Макса Линдера, «Волги-Волги» и «Процесса о трех миллионах», которая, казалось бы, уже давно канула в прошлое.
Гайдаи взял и воскресил старую погоню немого кино.
Погоня — это, пожалуй, символ гайдаевского кино. Погоню начал заряженный динамитом Барбос. Потом он же носился со змеевиком от самогонного аппарата. Великолепные ковбои Акула Додсон и Боб Тидболл палили из кольтов и скакали на лошадях по красным ущельям Дикого Запада. Двое здоровенных, верзил убегали от «вождя краснокожих». Черный от дыма, в набедренной повязке из мочалы, пятнадцатисуточник преследовал хрупкого Шурика. А тот, в свою очередь, по разоренному, залитому вином складу гонялся за мнимыми грабителями.
Пожалуй, все фильмы Гайдая воспринимаются как одна сплошная, веселая погоня...
...В 1960 году в «Правде» появился стихотворный фельетон Степана Олейника «Браконьеры». Он рассказывал нехитрую историю о том, как трое браконьеров отправились на свой опасный промысел, да осеклись: верный пес ринулся в реку за брошенным динамитом и вытащил его.
То, что произошло дальше, мы увидели в знаменитом фильме Гайдая, не однажды премированном на международных фестивалях — «Пес Барбос и необычный кросс».
Наверное, трудно найти человека, который не видел бы этого фильма и не хохотал бы — упоительно, до слез, может быть, даже не отдавая себе отчета в том, над чем хохочет. «Животный смех» — так любят говорить кинокритики.
А между тем это не совсем так. Вернее, совсем не так.
Да, Гайдай в этом фильме открыто повернул и древней погоне без слов. Но юмор положений создавался прежде всего разностью характеров преследуемых, их различной реакцией на «заряженного» пса и различной самообороной. Именно в этом фильме родилось знаменитое гайдаевское трио — Бывалый, Трус, Балбес.
— Как это получилось?
— В фельетоне Степана Олейника, — вспоминает Гайдай, — три героя. Он пишет «Двух Никол Гаврила вел». Следовательно, один уже есть — это Гаврила, предводитель, опытный, матерый — бывалый, одним словом. Дальше — Николы. Мне не хотелось, чтобы они были похожи; они должны были быть разные. Это создавало больше возможностей. Очевидно, один боится — без этого нет преступления. Значит, это трус. Ну, а другой, так сказать, за компанию, подручный, черная косточка, в общем, балбес. Конечно, сейчас мне об этом легче говорить — тогда все это было труднее. Но схема поиска типов была примерно такой.
Потом начались пробы актеров. На роль Бывалого я мечтал пригласить Игоря Ильинского. Я его приглашаю в каждую свою картину, но пока еще не заполучил. Как-то не вышло и на этот раз. Потом попробовали Любезнова. Но очень много бегать актеру было уже не под силу. Появился Моргунов — представительный и еще молодой, полный сил. Что касается Труса, то я, не задумываясь, взял Вицина: я с ним уже встречался в своем фильме «Жених с того света». На Балбеса пробовался Б. Новиков, а потом появился тогда еще мало известный, но уже интересно снявшийся в двух фильмах — «Неподдающиеся» и «Девушка с гитарой» — Юрий Никулин. Так сколотилось трио. Признаюсь, я тогда не думал, что оно окажется столь долговечным. Но одна газета после «Барбоса» написала: «Гайдай нашел таких типов, что их можно ставить в любые ситуации».
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
4. ПЕТЕРБУРГ (1893-1895)