Он поднял на меня белесые свои глаза и сказал:

- Разогнали нашу комсомольскую коммуну!...

Сказал это Гришин с безнадежным и глубоким отчаянием. Солнце, простое и жаркое, заливало (взбегавшую в гору дорогу. Дымили слева трубы макеевских заводов, а сзади, странно белые, в зелень запрятались домишки шахтерского поселка. И это спокойствие еще сильней оттеняло смысл того, что нам говорили комсомольцы - Гришин и Сакур. Двадцать четыре комсомольца присланы были по мобилизации на угольный фронт. Они пришли в шахту с мыслью об организованном труде, которым надеялись дать максимум требуемого от них.

- Да, - говорят они убежденно и веско. - Донбасс - всесоюзная кочегарка. На него и возлагаются большие надежды. Но шахты не додают нужную добычу угля. Не дают... почему? Потому что масса неполадок, а главное - не хватает рабочей силы. Текучесть в шахтах невероятная. В таких условиях трудно выполнить программу. И вот мы хотели...

24 человека, присланные на шахту «Италия» по мобилизации, организовались в подземную ячейку и производственную коммуну. Им дали вырабатывать механизированную лаву на Берестовском пласту. И они работали, хорошо работали. Только вдруг стали к комсомольской коммуне придираться. Комсомольцы решили, что взят курс на разгон коммуны. В те дни на одном совещании техник Коробкин зло кричал:

- Разогнать эту коммуну!

Коробкин ругался «технически», отборными словами. Гришин говорит:

- Я, как секретарь ячейки и председатель коммуны, скажу: мы его за это в VIIV привлечем. Увернуться - то Коробкин не сумеет. Был на этом совещании комсомолец Макарченко, который все слышал.

После ругани техника Коробкина прошло несколько дней, и коммуну действительно разогнали. Комсомольцев послали работать в другое место. Так комсомольцы потеряли механизированную лаву, так развалилась комсомольская коммуна.

- Ну и разогнали нас, и никому нет до нас дела. Не помогают нам здешние организации: ни партячейка, ни комсомол.

Мы шли вдаль, но убегающей дороге. Слова Гришина не убеждали. Неужели все дело в неполадках? Неужели одни комсомольцы были правы и ничего не могли сделать, чтобы прорвать сеть саботажа!

И каков на самом деле этот саботаж? Эти мысли привели нас в рабочее общежитие. Было шумно. Комсомольцы расселись по койкам. Каждый выкладывал свое: жалобы длинные, похожие одна на другую. Крадут вагонетки с углем. Пропадают запряжки. Плоха спецодежда. Эти шахтерские неполадки взрывают на шахтах опокой - стене, заставляя рабочих ругаться. Но не было во всех этих криках чего - то главного, совершенно необходимого для понимания создавшегося положения. И вот в моих руках «рапорт», написанный Гришиным.

Этот рапорт - заявление в партбюро о том что «комсомольская коммуна 7 - го бремсберга механизированной лавы распадается». Распадается потому, что люди злостно хотят ее задушить. И виноват во всем темник Коробкин, который ругался, что разогнать надо коммуну. Кончается рапорт так:

Я прошу, как комсомолец с 1925 года И секретарь ячейки, разобрать это дело и виновного за срыв производства тов. Коробкина привлечь к ответственности. Секр. яч. ЛКСМУ ГРИШИН»

И опять закричали комсомольцы:

- Нас разогнали! Контрреволюция здесь, вот что...

Гришин не кричал, он сидел в стороне, на койке, и с лица его не сходило выражение обреченности.

Это было на другое утро. В стороне - дым заводов, гудки и воздушный бег вагонеток. Здесь, в кабинете завшахтой «Италия», спокойно и тихо. И тишину эту разрывает жесткий голос:

- Вас разогнали? Это ложь, вас перевели на другую работу. А надо было вас разогнать...

Завшахтой Дьяков говорит долго. Перед ним за столом сидит Гришин. Согнувшийся, сам себя загнавший в тупик, он вдруг взбрасывается:

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.