Ленин идет к октябрю

К началу мая 1902 года относится резкая полемика Ленина с Плехановым в связи с его несправедливыми замечаниями о статье Владимира Ильича «Аграрная программа русской социал - демократии». По поводу одной из страниц ленинской рукописи Плеханов отмечает:

- Ставлю на голоса вопрос о том, чтобы за - черкнуть эту страницу. Она придает несколько фельетонный характер рассуждению.... Ленин пишет:

- Ставлю на голосование вопрос о том, приличны ли по отношению к коллеге по редакции подобные канканные по тону замечания? и куда мы придем, если начнем все так угощать ДРУГ друга?? В другом случае Плеханов запрашивает: - Почему слова «все возможное» поставлены во вносных знаках (кавычках)? Ленинский ответ гласит:

- Не очень уже трудно понять, что у каждого своя манера ставить кавычки? Или автор замечаний и кавычки пожелает «голосовать»? Это на него похоже! Плеханов далее утверждает, что, по его мнению, «нельзя выражаться», как это делает Ленин. Владимир Ильич заявляет в ответ:

- Не грех бы поменьше бояться того, что автор подписанной статьи выразится по - своему. Плеханов заявляет:

- Слог здесь ужасный. Предлагаю голосовать об его поправке. Ленинский ответ:

- «Ужасное» понятие об игре в «голосование»! Нечего нам делать больше!

- Плеханов заявляет:

- В первый раз вижу, что слово антагонизм употребляется во множественном числе. Ленин пишет:

- Напрасно автор замечаний думает, что он неспособен уже ничего увидать в первый раз. Свои ответы Ленин заключает такими выводами:

- Замечания «автора замечаний» показывают с полной ясностью только следующее. Если он поставил себе целью сделать невозможной совместную работу с ним в редакции не согласных - с ним, хотя бы в неважных вопросах, товарищей, то он очень быстро и верно идет к сей благородной цели. Но он же пусть и несет и последствия, если он ее достигнет. (1) Замечания писаны до того небрежно, что не сличено то, что было до исправления, с тем, что стало после него. (2) Список исправлений даже просто выброшен! «Моему ндраву не препятствуй». (3) Почти ни одна переделка, предлагаемая автором замечаний, не формулирована им самим, - вопреки точному условию, принятому по необходимости во избежание невозможных проволочек. (4) Тон замечаний намеренно оскорбительный. Если я в этом же тоне «разберу» статью Плеханова о программе (т. е. именно лично его «статью», а не проект общего заявления, общей программы и прочего), то это будет сразу финалом нашего сотрудничества. И я «ставлю на голоса»: позволять ли членам редакции провоцировать других членов на это? (5) Стремление голосованиями вмешаться даже в способ выражения членов редакции - верх бестактности. Автор замечаний напоминает мне того кучера, который думает, что для того, чтобы хорошо править, надо почаще и посильнее дергать лошадей. Я, конечно, не больше «лошади», одной из лошадей, при кучере - Плеханове, но бывает ведь, что даже самая задерганная лошадь сбрасывает не в меру ретивого кучера. В тот же день Ленин обращается к Плеханову и с личным письмом:

- Получил статью с Вашими замечаниями. Хорошие у Вас понятия о такте в отношениях и коллегам по редакции! Вы даже не стесняетесь в выборе самых пренебрежительных выражений, не говоря уже о «голосовании» предложений, которых Вы не взяли труда и формулировать, и даже «голосований» насчет стиля. Хотел бы знать, что Вы скажете, когда я подобным образом ответил бы на Вашу статью о программе? Если Вы поставили себе целью сделать невозможной нашу общую работу, - то выбранным Вами путем Вы очень скоро можете дойти до этой цели. Что же касается не деловых, а личных отношений, то их Вы уже окончательно испортили и вернее: добились их полного прекращения. Столь страстный протест Ленина против непрошеного редакционного вмешательства в его публицистическую работу опровергает ошибочные утверждения ряда мемуаристов.

- Никто не позволяет так добродушно редактировать свои рукописи и «изменять» их, - говорит о Ленине Вацлав Боровский.

- Ильич... охотно шел на то, чтобы его надежный товарищ по редакции заканчивал иногда его (Ильича) какую - нибудь статью, - утверждает Пантелеймон Лепешинский. Однако во всем огромном ленинском публицистическом наследии нет ни одной статьи, «законченной» кем - либо за Владимира Ильича. Наконец, весной 1931 года в лекции, прочитанной на курсах марксизма, Анатолий Луначарский совсем уж необоснованно говорит о Ленине:

- Он необыкновенно кротко выслушивал замечания Ольминского, что какая - нибудь фраза не i по - русски составлена, что синтаксически она неверна, а иногда политически недостаточно крепко сказана. Михаил Ольминский, при всех его несомненных революционных заслугах, отнюдь не преподавал Владимиру Ильичу уроки русского языка. Ни, тем более, политической остроты. Напомним ленинскую характеристику Ольминского, сформулированную еще осенью 1905 года в одном из писем к Луначарскому. Вот что пишет тогда Ленин о «Василие Васильевиче» и «Галерке» - то есть Ольминском, как, впрочем, и об его единомышленниках - женевских большевиках:

- Плохое настроение у нашей публики в Женеве. Я удивляюсь часто, как немного нужно, чтобы люди, не вполне самостоятельные и непривычные к самостоятельной политической работе, падали духом и кисли. А киснут у нас женевские большевики отчаянно... преобладает какая - то «добросовестная глупость» или «глупая добросовестность». Не умеют бороться сами, неловки, неподвижны, неуклюжи, робки... Милые ребята, но ни к дьяволу негодные политики. Нет у них цепкости, нет духа борьбы, ловкости, быстроты. Василий Васильевич] крайне типичен в этом отношении: милейшая личность, преданнейший работник, честнейший человек, он, я боюсь, никогда не способен стать политиком. Добер он уж очень, даже не верится, что «Галеркины» брошюры писаны им. Боевого духа он не вносит ни в орган (все жалеет, что я не даю ему писать добрых статей о Бунде!), ни в колонию. Какой - то дух нытья царит... Неужто и впрямь тот, кто - по ленинской оценке - никогда не был «способен стать политиком», добивался большей политической твердости от такого политика, как Ленин? Обоснованность высказанной по его адресу ленинской характеристики, кстати сказать, подтвердил и сам Ольминский. 23 апреля 1920 года, выступая на вечере, посвященном 50 - летию Владимира Ильича, оратор заявил с присущей ему искренностью:

- Я по натуре расхлябанный интеллигент... Все мы интеллигенты действительно хлюпкие, кроме товарища Ленина..... Но вернемся к событиям 1903 года. Тогда - накануне Второго съезда партии - Плеханов не пошел на разрыв с Лениным и 7 июня отправил ему из Женевы большое письмо, в котором заявил:

- Поверьте одному: я глубоко Вас уважаю и думаю, что на 75% мы с вами ближе друг к другу, чем ко всем остальным членам «коллегии». «Во имя единомыслия» Плеханов призывал «позабыть о разногласии» и не «затевать междуусобие».

- ... Если хотите, - заключал письмо Плеханов, - чтобы я дал Вам какое - нибудь удовлетворение, напишите мне, я сделаю все. что могу, чтобы не раздражать товарища, который так полезен делу и которого я, поверьте этому, уважаю от всей души. Ленин тотчас отвечает Плеханову, ссылаясь и на возникшие еще в Мюнхене разногласия по программным вопросам:

- Большой камень свалился у меня с плеч, когда я получил Ваше письмо, положившее конец мыслям о «междуусобии». Чем неизбежнее казалось нам это последнее, тем тяжелее были такие мысли, ибо партийные последствия были бы самые печальные... Я буду очень рад поговорить с Вами при свидании о начале «истории» в Мюнхене, - не для того, конечно, чтобы ковырять старое, а чтобы выяснить себе, что было обидно для Вас тогда. Что я не имел и в мыслях обидеть Вас, это Вы, конечно, знаете... P. S. Я уезжаю на днях в Германию повидать мать и отдохнуть. Нервы мои истрепаны «в лоск», и я чувствую себя совершенно больным. Надеюсь скоро увидимся в Лондоне?