От шоссе к надолбам подошли три немецких танка, открыли огонь из пушек и пулеметов. По команде Богуна к танкам, заходя с тыла, поползли со связками гранат трое пограничников. Среди них был наш общий любимец Ваня Клочков. Самый молодой на заставе, белокурый крепыш, он был родом откуда-то из-под Иванова и служил по первому году. Помню, он еще рассказывал, что его старший брат был политруком во время финской кампании. Пограничники скрылись в некошеной траве, и через некоторое время раздались взрывы. Два танка вспыхнули факелами, а третий, окутанный черным дымом, стал уползать. Пограничники не вернулись, остался лежать у надолбов и Ваня Клочков.

Застава все время находилась под огнем орудий и минометов. У нас уже были потери, убитые и раненые. Одним из первых на левом фланге погиб политрук. А тут налетели два самолета, стали поливать из пулеметов и бомбить. Жарко запылали бревенчатые здания заставы. Из горящего дома выбежала с ребенком жена Богуна. Она бежала и падала, бежала и падала, а ребеночек был, наверное, ранен: на белой рубашонке ярко алело пятно. Богун, высунувшись из окопа, что-то кричал жене, показывал рукой, и она спрыгнула в ближайший окоп. Опять в атаку поднялись немецкие цепи. Но у нас кончались патроны и горел дом, в погребе которого хранились боеприпасы. Богун послал за ними меня и еще двух пограничников. В дыму, сквозь пламя нам удалось вытащить несколько ящиков с патронами и гранатами. Мы катались по земле, гася горящее обмундирование, и едва успели спрыгнуть в окоп, как погреб с боеприпасами взлетел на воздух. Несмотря на наш огонь, неся потери, немцы спиливали деревья, делая в лесу проходы для танков. И вот двинулись две бронированные громады с открытыми люками, из которых нас стали забрасывать гранатами. И тут я увидел такое, о чем не забуду до конца своей жизни. Немцы на правом фланге ворвались в окопы. Вытащили раненых и жену Богуна с ребенком, повели их, подталкивая автоматами. Богун стоял от меня метрах в двадцати, стоял с пистолетом в руке. Он все это видел, и лицо его, залитое кровью, было страшным...

Раздался взрыв. Меня засыпало землей. Сколько пролежал без сознания, не помню. Только когда очнулся, все было тихо. На опушке у леса кто-то стонал, вдали невнятно слышалась немецкая речь. Я был сильно контужен, все внутри выворачивало, да еще пуля попала в ногу, но, к счастью, ранение оказалось сквозным. Мне удалось выбраться из окопа, уползти в лес. Здесь на следующее утро меня подобрали двое наших пограничников. Они перевязали меня, взяли под руки, помогли подняться. Кроме них, я больше за все эти годы с четвертой заставы никого не встречал, ни живых, ни мертвых, пока не увидел в журнале снимок Богуна.

Так вот они какие, Антон и Антонина!

Эта фотокарточка, которая была сделана вскоре после их свадьбы, хранилась у родной сестры Богуна – Марии Антоновны Горбачевой. Вместе с другой сестрой, Евдокией, она живет на Кировоградчине, в селе Протопоповка, Александрийского района. В этом селе в августе 1912 года родился Антон, а в гражданскую войну трое крестьянских ребятишек в возрасте от семи до десяти лет остались круглыми сиротами. Но изменился мир вокруг села в приднепровских степях, и Советская власть, представшая в нетопленой хате перед братом и сестрами в облике председателя сельрады, не дала погибнуть, накормила, обогрела. Жили трудно, но жили. Антон окончил семилетку и в 1929 году навсегда ушел из села.

Нет, он не был кадровым военным. Он окончил рабфак, в 1932 году в Кременчуге – педагогический институт. Учитель истории – человек мудрой и сугубо мирной профессии. Но он был из первого поколения, взрослевшего после Октябрьской революции, поколения, закаленного, как сталь. Они все видели, все понимали и потому, не теряя времени, изучали военное дело, готовясь к защите рабоче-крестьянского государства. Поколение тридцатилетних, почти начисто, под корень выбитое войной.

В 1934 году Богуна призывают в армию. Он служит в течение года в Москве, сдает экзамены на должность командира взвода запаса. Спустя три года – переподготовка в Киеве, ему присваивают звание лейтенанта, с октября 1939 года начинается его служба в погранвойсках. А в промежутках между службой и сборами он преподает в средней школе № 16 Ворошиловграда, работает в районе, вступает кандидатом в члены ВКП(б), женится. Киященко Антонина Варфоломеевна жила до войны с родителями, была на девять лет моложе Богуна. В 1940 году у них родился сын.

Скупые сведения о людях, о которых не было вестей почти сорок лет. В сборе этих сведений участвовали работники Центрального архива погранвойск и Александрийского райисполкома, сотрудники органов народного образования и красные следопыты Ворошиловградского Дворца пионеров. Они, следопыты, сделали многое. Восстановили факты педагогической деятельности Богуна, отыскали людей, которые с ним работали, теперь через областную газету ищут родственников его жены. И они доведут до конца свой поиск. Все, кому доводилось заниматься розысками подобного рода, знают, что если хочешь получить точный и обстоятельный ответ, обращайся напрямую за помощью к этим мальчишкам и девчонкам из отрядов красных следопытов, ревностным летописцам и хранителям славы своих отцов и дедов.

Антон и Антонина... Всего два года отвела им судьба на любовь. И жизнь, прожитая ими вместе, похожа на песню, пропетую чистыми и сильными голосами.

Не испугавшись. Антонина с ребенком поехала к мужу на заставу, в глухой приграничный лес. В личном деле Богуна сохранилась запись: «Объявлена благодарность за участие в задержании вооруженного нарушителя». Можно представить, что чувствовала, что пережила она в эти дни и ночи, когда начальник заставы уходил на границу, когда оттуда, из леса, доносились выстрелы.

Они назвали своего сына Валерием, в честь летчика Чкалова. Они хотели, чтобы он вырос таким же смелым и сильным. И они не знали, что ровно через год сами проявят высочайшие образцы силы духа и верности долгу.

Исчезла семья. После войны ее искали сестры Богуна, родители Антонины... Остались копии коротких ответов: «Все трое пропали без вести...» Но на бывшей границе и сегодня вам расскажут немало поразительных историй о том, как самым причудливым образом складывались судьбы людей, как в крестьянских избах, в польских и литовских семьях спасали малолетних детей погибших пограничников.

Может быть – все может быть! – фотографию Антона и Антонины разглядывает сейчас смугловатый чернобровый мужчина лет сорока, который не знает, откуда он родом и кто его родители. Но если, глядя на фотографии», на душе стало у него печально и светло, то пусть отныне хранит у себя этот журнал. Как нечаянную весть о том, что ни проверить, ни доказать нельзя.

След Антонины, уведенной в плен, затерялся. Но что произошло с Антоном, теперь известно. И если тебе, товарищ, захочется поклониться родительской могиле, то поезжай в литовский город Тау pare. Там, на 18-м километре, слева от шоссе, под высокими старыми соснами покоится прах человека, который, быть может, был твоим отцом...

Февральский снег в Прибалтике празднично ярок, искрист. Снега в изобилии. Крепостные валы поднялись по обочинам шоссе, завалены леса. Ни проехать, ни пройти.

Но мы все же едем. На двух машинах-вездеходах с группой офицеров и солдат дважды краснознаменного погранотряда едем вдоль бывшей границы.

Остался позади тихий городок Таураге, безупречно прибранный, с белыми, словно игрушечными особнячками. Проносятся мимо могучие панелевозы, синие автоцистерны с надписью «Молоко», автобусы. 18-й километр. Словно перерезав шоссе, четко чернеют три полосы. Это падает тень от вздыбленных стальных рельсов, которыми отмечен за обочиной шоссе рубеж: обороны первой заставы. Свернув налево, долго идем снежной целиной, огибая овраги и закованные в лед речушки, пока выбираемся, наконец, к невеликому бревенчатому поселочку, где установлен памятник павшим пограничникам второй заставы. По едва приметной лесной дороге едем к месту гибели бойцов с пятой заставы, молча, читая фамилии, стоим у обелиска... Сугробы да темные ели и сосенки с бронзовыми стволами, выросшие за эти годы на опушке старого пограничного леса, не пускают нас туда, где вели бой третья и четвертая заставы.

Но Росляков рвется в лес, увязая в сугробах. Он осанист, кряжист, по всему видать, еще силен, хотя и располнел с годами.

Пережил он на своем веку немало. После боя на заставе, пробираясь на восток, был снова ранен и попал в плен. Из лагеря бежал. Прошел пол-Германии, Польшу. В Белоруссии стал партизаном, здесь, в тылу врага, в сорок втором году вступил в партию. После войны окончил ВПШ, институт народного хозяйства, долго работал председателем райисполкома, теперь – генеральный директор объединения «Минскпивпром». Контуженный, обожженный. трижды раненный, дравшийся и штыком и голыми кулаками, награжденный боевыми и трудовыми наградами, он остался жив всем смертям назло. Но сейчас глаза его влажно блестят, дрожат губы.

У всех нас перехватывает дыхание, когда он кидается в снег и говорит негромко, словно бредит:

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.