Эскимосское село Сиреники мягкой походкой охотника спускается с вершины холма к самому Берингову морю. Тихо сегодня. С низких туч сыплется мелкий, как манка, снежок. К пурге, что ли? А пока она еще не разгулялась, зеленые языки воли, словно резцы скульптора, осторожно скоблят грани торосов. Сработанные морем фантастические ледяные изваяния отгородили село от воды, оставив среди изумрудных и сапфировых башен узкие воротца. К ним тянется протоптанная в снегу тропка.

Мы стоим в этом проходе меж двух похожих на русалок торосов и всматриваемся в море. Там, в створе с покрытой многотонными гирляндами сосулек скалой Угуйнгун, в россыпи плавучих льдин, чуть виднеются кожаные байдары зверобоев, промышляющих лахтака и нерпу. Трудное, наверное, это дело, зимний промысел?

— Немножко трудно, немножко легко, — кивает головой наш проводник эскимос Кутытах. И добавляет: — Сам знаешь: Угуй спит — зверя мало. Кутытах — старый знакомый. Два года назад одному из нас довелось побывать в Сирениках в разгар арктического дня. Тогда над Угуйнгуном круглые сутки висело солнце. Тысячи чаек, бакланов, кайр гнездились на выступах скалы. То-то гомону было на этом птичьем базаре. Затихал он лишь в штормовые дни, когда почерневший от страха Угуйнгун атаковали бешеные волны, срывая каменные глыбы. Старики говорили, что это скалу кусают тыныгаки — злые духи. Потом, оседлав ветер, они уносились нуда-то на остров Святого Лаврентия или за Берингов пролив. Но волны еще долго не успокаивались. Охотники в ожидании погоды чистили винтовки, оттачивали стальные гарпуны, чинили байдары, помогали женщинам варить китовое сало.

Работа всегда начиналась рано-ранехонько, когда в сиреневой выси рядом с ярким солнцем еще лепилось блеклое пятно луны. И тут, рассекая крыльями воздух, вдоль улиц каждый раз проносилась стая окрашенных небом сиреневых журавлей. Они летели к речонке, пробившей себе к морю путь в скованных вечной мерзлотой валунах. Зачем повадились сюда журавли?..

— Наша речка поит их самой вкусной водой. Нигде в тундре нет такой. Нравится птице, — объясняет Кутытах.

Летом охотникам Сиреников выпала большая удача. Тысячи моржей шли на виду у села к Берингову проливу, пробиваясь вместе с плавучими льдами в Чукотское море. Их хорошо было видно в бинокль даже с крыльца дома кутытаха. А дальше, у горизонта, белели фонтаны китов.

Море раздобрилось. Охотники завалили берег добычей. В каждом доме было вдоволь свежего мяса. А разве есть что вкуснее хвостового плавника кита или печени моржа? Чтобы понять — надо попробовать! Не зря многие ценят их выше оленины. Запаслись на долгую чукотскую зиму. Отправляли мясо в тундру оленеводам. Старики выделывали шкуры моржа и обтягивали ими деревянные каркасы новых байдар. В сельский магазин завозили новые товары: ткани, одежду, ковры, масло, сахар, галеты, сгущенное молоко.

...А сейчас Угуйнгун спит, одетый в гирлянды многотонных сосулек. Проснется он весной, когда прилетят его квартиранты — чайки, бакланы, кайры, когда в море поднимутся пахнущие свежими огурцами фонтаны китов. И навстречу им выйдет зверобойная шхуна «Гранит» и быстроходные вельботы.

— Ну, как дела у охотников, Кутытах?

— Кажется, немножко хорошо, — вскидывает к глазам бинокль Кутытах. — Двух нерп взяли. Бригада Тыпыхкака еще не приходила с пустой байдарой.

В эскимосском селе Сиреники зажигались электрические огни. Первыми засветились окна нового клуба, за ними школы. А потом, перемигиваясь, заиграли огнями десятки домов зверобоев. К воротцам меж торосов-русалок пристала байдара бригадира охотников Тыпыхкака.

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.