Главный врач Василий Александрович Дроздов очень устал. Не от своей работы, нет. (То другая усталость — что радость приносит.) Его, как и остальных сотрудников больницы, выматывает необходимость приспосабливаться под результаты чьей-то недобросовестности, непорядочности, наплевательского отношения к делу. Где они нынче, эти горе-мастера, по чьей вине больных детей приходится переводить из корпуса в корпус по улице или через затопленные подвалы? Что возводят сейчас? Жаль, не слышат слов санитарок, которые по три раза на день — завтрак, обед и ужин — таскают из здания в здание кастрюли с горячей пищей. Не по морозцу, так по гололеду.

Больница, которую так ждали семь долгих лет, больница, которая должна была стать медицинским комплексом со всеми необходимыми вспомогательными службами и подразделениями, оказалась не чем иным, как «набором» коек в палатах.

— Трагедия абсурда: мы сначала открываем больницу, потом кое-как оснащаем ее; проделываем долгий, утомительный путь «пробивания» недостающего, борьбы с мелкими, выматывающими, отвлекающими от основных проблем сложностями и только после всего этого по-настоящему можем заняться своим, делом... До каких же пор мы будем выступать в роли попрошаек, идти на унизительные уступки невеже бюрократу? Подумать страшно, в какие дали профессиональной деградации мы забрались... А речь идет ведь не о кубометрах бетона, уложенных не вовремя. Речь — о наших детях. О будущем!

Так понятны сетования главврача. А ведь он только на середине этого пути, и борьба ему и его коллективу предстоит ой какая нелегкая!

«Ах, все это не от хорошей жизни», — вздохнет понимающий читатель. Не от хорошей, верно. Но ведь не может этот всеобъясняющий «диагноз» быть бессрочной панацеей от наших с вами бед. Своим здоровьем, здоровьем детей расплачиваться приходится. Бюджет-то и у строителей, и у врачей общий, государственный. Мы же почему-то с упорством, достойным лучшего применения, не хотим понять это.

Минздрав и Совмин СССР выделили больнице поликлинику и пансионат. Казалось бы, радоваться надо. Но поликлиника на Колхозной площади, а пансионат в Крылатском. Больница же — на станции метро «Юго-Западная». Концы, поверьте на слово, приличные.

...Итак, построили больницу. Где-то кто-то поставил «крестик». Может быть, даже досрочно. И не болит ни у кого душа за матерей, ютящихся в узких, темных подсобках, забывающихся в тяжелом, тревожном сне на детских скамеечках-банкетках.

Липовая досрочность не сегодня завтра для нас самих оборачивается безвозвратной просроченностью. А жить и работать в срок все еще никак не получается.

— Куда спешим? Зачем? Обманывая себя, кого хотим удивить? Халтурно построить больницу не трудно, а вот работать потом в ней... Год от года все трудней набирать штат младшего обслуживающего персонала. И дело здесь не только в низком заработке, его хоть чуть-чуть, но все же повысили — корень проблемы в условиях работы. В ее престижности. И сколько ни повышай ставку медсестре — не станет она выматываться за двоих, а то и за четверых...

Невеселую нашу беседу с главным врачом в отделении гемодиализа прервала немолодая уже нянечка-санитарка. Смутившись, что помешала, она все-таки обратилась к врачу:

— Нельзя давление мне измерить, доктор?

Давление оказалось пониженным. Но уйти домой эта единственная на все отделение санитарка не могла. Кто-то же должен работать? За детьми ухаживать?

Последнее время все больше и больше мы говорим о милосердии. Как правило, с одной стороны — несчастные, забытые, брошенные, а с другой — студенты, духовенство, писатели — общественность, одним словом. И это очень хорошо. Но вот бы понять, что милосердие — это не только акции в отношении тех, кому уже плохо. Если бы уразуметь, что высшая форма милосердия — это добротно построенный дом, вкусно испеченный хлеб, красиво одетые люди.

А пока...

Если бы столовая работала, были бы рядом пансионат, общежитие для врачей, переходы между корпусами; если бы из окна больничного не просматривался нескончаемый долгострой, если бы врачи занимались только медициной...

Я уходила из больницы. Обернувшись, увидела в окнах таких маленьких, таких хороших детей. Они прильнули к стеклам. И видели все то же. Поле. Засыпанные снегом стройматериалы. Огромные коробки с оборудованием, утонувшие в сугробах. Дорога. Грязь. Неуют...

А впереди меня шли скорым шагом трое: родители, счастливые, что все это кончилось, и выздоровевший мальчуган.

Они шли, не оборачиваясь на прошлое.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.