Глухов встает. Красный карандаш скатывается со стола, но секретарь не поднимает его. Тоном начальника он говорит Варьке:
- Садитесь!
Варька опускается на стул и перестает улыбаться.
- Вот что, Варвара Павловна, - глядя на вьюшку черной пузатой печки, твердо начинает Глухов. - Я давно хотел поговорить с вами, да все... подходящей обстановки не было. - Он снова опускает глаза в бумаги, листает страницы старого протокола. - Вы плохо сознаете серьезность... ответственность...
Варька хочет возразить, но не успевает.
- Конечно, вам простительно, - продолжает Глухов, - вы всего неделю в райкоме, но считаю своим долгом... предупредить...
Он смотрит наконец на Варьку в упор, критически обводит взглядом светлые ее кудряшки, стайку веснушек, рассыпавшуюся на круто вздернутом маленьком носике, пестрое, в мелких оборочках платье - всю ее коротенькую, кругленькую фигурку и отворачивается. «Комсомольский работник! - думает он раздраженно. - Ей бы в цветочном магазине букетами торговать». А вслух спрашивает:
- Вы меня поняли, конечно? Варька продолжает смотреть на секретаря вопросительно.
- Да что вы на самом деле? - срывается со спокойного тона Глухов. - Простых вещей не понимаете! На нас молодежь как на вожаков смотрит. А вы - Саша, Маша, Федюша... Завивки, бантики... Авторитет подрываете... Дурной вкус прививаете комсомольцам...
Варька краснеет и закусывает губу.
- Можете идти, - разрешает Глухов.
Варька встает, молча выходит из кабинета, но пронзительный звонок требует ее обратно.
- Вы вот что, - неловко обращается к ней Глухов, - цветочки свои... уберите куда - нибудь.
«Цветочки» - это ландыши. Маленьким тугим букетом они стоят посредине длинного стола, который примыкает к столу секретаря. На фоне голубого сукна ландыши выглядят еще нежнее. Тонкий аромат их поборол запах конторского клея, и в кабинете секретаря повеяло свежестью весеннего леса.
Варька берет цветы, ни слова не говоря, переставляет их на окно, возвращается к машинке и с ожесточением отстукивает: «Слушали... Постановили...»
А на другой день повторяется все сначала. Веселая, в голубом и тоже с оборочками платье Варька сидит за машинкой и отстукивает текст выступления Глухова на районном активе, заранее подготовленный вторым секретарем Машей Кучиной. На голове у Варьки все те же легкомысленные кудряшки, кокетливо повязанные узенькой, в тон платья, голубой лентой. Раскрыто окно. На верхней полочке этажерки в стеклянной консервной банке пышный букет черемухи. А в кабинете первого секретаря на столе в голубой вазочке - белые ландыши. Только на этот раз в райкоме людно. Вернулась из Ершовки Маша Кучина, приехал инструктор по зоне Ромашовской МТС Семен Скворцов, комсомольский секретарь из колхоза «Заря» Федя Колотушкин, пришли какие - то незнакомые Варьке парни и девушки. На три часа назначено заседание бюро, и в ожидании его комсомольцы шумят, подтрунивают друг над другом, смеются.
Без двух минут три входит Глухов, и все смолкают. Он, не останавливаясь, проходит в кабинет. Все члены бюро следуют за ним, рассаживаются, и точно в три секретарь открывает заседание.
- На повестке дня... - говорит он и вдруг замечает букетик ландышей. «Цветочница!» - мысленно кричит он на Варьку и лихорадочно шарит под крышкой стола. Но кнопка звонка никак не попадается под руку, а Федя Колотушкин тем временем переспрашивает:
- Что на повестке дня?
- На повестке дня... - повторяет Глухов, а сам мучительно думает: «Убрать или нет? Вызвать и отругать ее при всех или сойдет, не заметят?... Ладно, обойдется. Несолидно прерывать бюро», - и в третий раз начинает: - На повестке дня...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
К 50-летию со дня смерти Генрика Ибсена