Шесть человек едут в деревни вербовать ребят. Хохлов приезжает в свое село. Приходят в ячейку КСМ; там дают разрешение. 50 человек набрано. Но сельсовет против: «Мы крестьянствовать должны, не время нам этим заниматься». Сорок человек отобрали и оставили в деревне.
Парень приезжает в деревушку возле Иваново - Вознесенска. Там в райкоме КСМ свои ребята помогут. Но в райкоме посмотрели исподлобья: «Как тебя не арестовали, братишка?» Парень - на биржу. Там: «Арестуем!» «Черт с вами, арестовывайте, поеду вербовать». Сел на телегу и поехал. Набрал ребят, а на вокзале - милиция. Но проскочили как - то. Приехали.
Что и говорить, ребята взялись за вербовку сплеча, чересчур рьяно. Однако привезли 300 человек.
В палатке секретаря бюро теснота. Здесь гроздья чайников подвешены под потолком, кипы одеял топорщатся в углах, вороха кружек валяются на полу. Неведомые еще люди толпятся здесь. Из - под узких полушубков женщин вздымаются и пухнут невероятные воланы, потоки кружев, целые струи сборок самых невообразимых цветов. Пестрейшие платки окутывают головы, раскосые глаза, цвет которых можно скорее угадать, чем увидеть, - так они узки - смотрят недоуменно, но с достоинством. Это чувашинки. Они приехали из окрестностей Чебоксар вместе со своими братьями, которые уже расположились на полу и храпят во - всю. Рядом кокетливо одетые горожанки, бойкие и вместе смущенные, не знающие, куда им деваться, наседают на секретаря с вопросом о том, где жить, где работать, где питаться. Секретарь, отирая пот, пишет путевки: «Тридцать человек на деревообделочную. Девяносто человек на транспорт - сквозная бригада. Двадцать человек на постройку бараков. Двести человек на соцгород».
Здесь работает «комсомольский учрапред». Что делает отдел найма, неизвестно, вероятно пишет сводки о нехватке рабочей силы. Он спорит с Наркомтрудом и ссылается на объективные причины. Здесь объективные причины побеждены. Рабочие приехали. Но распределять их некому, и вот комсомол занимается этим сам, «превышая власть», в сущности только отказываясь от хвостизма, от равнения на узкие места. Секретарь рассказывает мне о том, как все это было сделано, но я слушаю его с трудом. Ему не больше 20 лет, он черен от загара, ворот его рубахи распахнут, глаза, утомленные от бессонной ночи, светятся весельем. Я ставлю крючки в мой блок - нот, но думаю о другом.
Я вспоминаю юношу в шинели гимназиста с дурацким синим блином на голове, марширующего по площади возле собора, держа деревянную винтовку на плече. Штабс - капитан Аполлонов, сверкая эполетами, нагрудником, орденами, пуговицами, шарфом, кокардами, на фуражке и голенищах сапог, шпорами, палашом и гладко выбритой физиономией, кричит особенно пропойным голосом слова команды. Директор в треуголке, обливаясь потом, семенит штатской рысью мимо фронта, принимая парад. «Первой императора Александра I тифлисской классической гимназии. Классическая картина! Какое палящее солнце вокруг и как невероятно темен этот мир, куда маршируют люди в шинелях офицерского цвета с деревянными винтовками у плеча! Покорность и послушание, равнение направо, на - ка - ра - ул - под генерала!» и мраморная лестница с пунцовым ковром впереди, вся в ступеньках коллежских регистраторов, статских и действительных статских советников. Внизу штабс-капитан Аполлонов портит воздух от распирающего его патриотизма.
Взрыв хохота прерывает мои воспоминания и рассказ секретаря. Кажется хохочу я сам. Возможно, что хохочет новая ватага приехавших. Уж нет ли здесь ребят из Тифлиса?
И минутная зависть моя, нелепая как воспоминание о собственном рождении, расплывается в улыбках новых друзей.
Недавно старый венский профессор Зигмунд Фрейд, родоначальник психоанализа, произнес пространную речь о религии. Профессор усомнился в справедливости религиозных догматов. Будучи последовательным в своей теории, он объявил религию не более как грандиозной и тысячелетней иллюзией, которая была необходима для того, чтобы удерживать общество от падения в безнравственность, безделье и преступления.
Если бы профессор Зигмунд Фрейд не был так стар, мы предложили бы ему побывать в лагере социализма на берегу Оки. Он бы не нашел там и следов религиозных иллюзий. Он увидел бы, как люди, не связанные никакими «табу» и фантастическими запретами, живут и работают в обстановке гораздо более строгой и нравственной, чем это ему может казаться.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.