Ослепительный пароходик продвигается между берегами Оки. 1яжелые складки леса спускаются с высот правого берега, который возле самой воды пылает осыпями рыжего песка. Левый берег низок и неизвестно, где начинается он: ряды бревен, идущих сплавом в Волгу, стушевывают границу воды и земли. Четвертая остановка - гавань будущего автозавода. Сирена возвещает о прибытии.
Здесь барки как огромные кашалоты медленно разворачиваются возле эстокады; буксирчики хлопочут и гудят; бушуют моторные лодки, украшенные перьями пены. Грохот машин загромождает пространство. Поднимается солнце. Оно зажигает досчатые переплеты деревянных башен и стальные шеи подъемных кранов, оно спускается к медным частям, насосов и наконец низвергается в воду потоком чешуйчатого пламени. Ночь оставляет последние электрические звезды вдоль железнодорожных путей. Они желтеют и гаснут. Встает очередной рабочий день, вместе с цифрой своей даты предъявляя цифры новых заданий.
Паровозы подвозят к деревянным дебаркадерам составы платформ и товарных вагонов: строительство хочет есть. Его пища разнообразна и ее подают различно. Гравий например надо промыть и просеять. Батареи гравиемоек выстроились на песчаной косе возле самой воды. Они вращают свои барабанные жерла и стреляют отмытым гравием в железные тележки, которые ползут к платформам.
Песок надо высыпать из барж и пересыпать на платформы. Два крана системы «норд - вест» заняты этим. Их длинные стальные стрелы, напоминающие шеи допотопных чудовищ, опускаются и поднимаются. Их гусеничные лапы, волоча за собой тину и облепленные песком, переползают по земле, оставляя следы, заливаемые водой. Громадные ковши реют над дюнами песка, выбирая место, куда бы броситься. Они раскрывают челюсти и становятся похожими на птиц, распластавших крылья над добычей. Помедлив, они кидаются вниз, врывают свои когти в песок, сжимают блестящие зубы и взлетают вверх. Струйки захваченной пищи протекают сквозь зубы в воздух. Описав круг, челюсти разжимаются и тонна песка рушится на платформу. «Кайзеры» выгружают цемент, «браунхойсты» выгружают доски, «вомаги» катят на своих резиновых спинах чистый гравий... Материалы, материалы, материалы! Доски, железо швеллера, стекло, толь, бут, цемент, песок, гравий, опять доски и толь, гвозди, бревна, дранка, известь, цемент, железо, гудрон, песок, трубы, трубы, гравий... Не изменяясь внешне, они впитывают в себя ценность человеческого труда и стоимость машин, они движутся здесь не только на колесах поездов и роликах транспортеров, но и на круглых костяшках бухгалтерских счет, перепрыгивая с копеек на рубли и десятки рублей. Грандиозный деревянно-стальной грузчик стоит на берегу реки, глотая не только баржи камня, но и сотни тысяч рублей.
Гавань ест свою каменную пищу день и ночь. По ночам она обволакивается зеленоватым туманом тысячесвечных ламп, которые ввинчивают в воду огненные серпа своих отражений. Более тысячи человек работает здесь.
Их лица молоды. Их черные тела, обнаженные по пояс, мускулисты. Их движения быстры, несмотря на жару и тяжесть работы. В огромном большинстве они комсомольцы. Их лагерь расположен недалеко. Ряды белых палаток как на войне или на маневрах. Люди в форме Союза красных фронтовиков. Футбольная и волейбольная площадка, на которых мяч играет с солнцем. Походные столовые, белье, развешенное на берегу пруда для просушки, звуки гармоники. Добровольная мобилизация стянула сюда сотни молодых. Они пришли - из Курска, из Чебоксар, с Украины, северного Кавказа, из Сибири - строить величайший в СССР и в Европе автомобильный завод. С учетной книжкой 1909 года они идут на стройку, как их старшие братья шли в окопы. И здесь приходится рыть окопы котлованов, обслуживать орудия кранов и транспортеров, возводить блиндажи бетонных перекрытий - гул фронта встречает и окружает их. Фронтовая жизнь: палатка, дисциплина, усталость, ледяное купание на рассвете.
Было не просто завоевать лагерь. Приходилось идти в атаку против своих же, беря в плен кровати, одеяла, штаны, книжки, фуражки, отбивая палатки и уборные. Спали на голой земле, мыли руки землей, купались в дожде и грязи, голодали. И становились на работу.
Трехгранная подушка, нехорошо называемая ярмом, ложилась на спину, на подушку ложился камень, мешок с гравием, доска и люди шли, балансируя на зыбких сходнях, под солнцем, под дождем, под ветром. Респираторы окутывали головы, пыль въедалась в голую кожу - люди работали в темных трюмах барж, связывая букеты цементных бочек и отдавая их блокам кранов. Это была строительная гвардия, которую перебрасывали с одного участка на другой, чтобы наверстать прорыв, выполнить неожиданное задание. Они обрушивались на работу с яростью атаки, они не возили тачки, а мчали их, не погружали лопаты в гравий, а вгрызались в него. Быта не было. Шло наступление. Мускулатура работала за счет мозга, и баржа, еще наполненная камнем, или насос, питающий гравиемойку, заслоняли картину стройки, как лицо единичного противника заслоняет на минуту картину атаки.
Вскоре пришлось оглядеться пошире и увидеть многое, не замечавшееся раньше.
Под деревянными потолками управления строительством трепетала тревога. Тянулись заседания инженеров, где люди разводили руками, беспомощно ссылаясь на объективные причины. Многим казалось, что они правы. Как можно строить громадный завод, не имея гравия? И о гравии шли телеграммы, телефонограммы, приказы, требования, газетные статьи. Как можно строить, не имея плотников, каменщиков, бетонщиков? И о каменщиках шла дискуссия между Наркомтрудом, крайисполкомом, управлением строительства. Наконец кто может взять ответственность за строительство, если нет паровозов, если приходится выгружать на площадке вместо полтораста платформ в день всего пятьдесят? Рабочие, материалы и транспорт - все было плохо. Паника просачивалась в двери управления и люди готовы были укрыться от заданных сроков в редутах бумаг, в траншеях отношений Внезапно гавань останавливалась. Краны стоял понурясь, повесив блок на квинту. Гравиемойки голодали. Не приходили баржи с материалами. Каждое утро приносило неожиданность, каждый вечер подводил итог:
«Строительство в опасности».
Тогда пришлось двинуться на фронт, уже более широкий, чем раньше. Сорокинская бригада комсомольцев (арматурщики) заявила, что она хочет работать 2 часа ежедневно сверх нормы для ликвидации прорывов. Она предоставляла себя в распоряжение штаба строительства для переброски на любую работу. Бригада Переходникова взялась за гравий.
Он добывался в двух днях пути на Плесе. Там дела были плохи. Там головотяпство и безответственность перекорежили всю механическую установку и гравий добывался вручную какой - то местной артелью, которая не работала в дождик из - за лени, не работала в субботу из - за базара, не работала в воскресенье из - за крестного хода. Комсомольский лагерь мобилизовал 50 человек для отправки на Плес. Они выехали туда с грохотом музыки, с только что выданными одеялами, в которых были закатаны манерки, и с точным знанием о том, что работа будет каторжная. Землекопы были сделаны.
Плотники делались так: 30 человек, не державших никогда в руках топора, направлялись на постройку бараков. Сначала они подносили доски, потом эти доски резали, потом прибивали их там, где указывали старшие плотники, потом они уже сами лазили по лесам, ставя перегородки, кроя крышу. Через 2 недели они отправлялись на работу на основное строительство - шить опалубку и класть полы в домах соцгорода.
15 человек взялись за транспорт. Бригада расселась по платформам с часами и блокнотами в руках, следя за временем погрузки и разгрузки, за сроками питания паровозов и машинистов, за скоростью работы грузчиков и водокачек. Было выяснено, что паровозов может хватить, если транспорт заставить работать как следует.
Потом встал вопрос о подготовке рабочих на будущее время.
В поле идут занятия. Люди стоят в 2 шеренги. Командир отчеканивает: «Раз, два, три, четыре». Фронт требует подготовки бойцов. Вот они готовятся.
При счете «раз» рука с ковшом выносится вперед; при счете «два» корпус наклоняется вниз налево; при счете «три» ковш делает черпательное движение; при счете «четыре» корпус выпрямляется, ковш переворачивается и тело принимает исходное положение. Так обучаются штукатуры. К будущему году их надо несколько тысяч. Комсомольцы сделают их, хотя в будущем они вовсе не намерены быть штукатурами.
Они занимают только что отстроенные дома соцгорода для своих курсов плотников, каменщиков, бетонщиков. Но они помнят о том, что их задача стать автомобильщиками. Те цехи, где через год, одетые в синие комбинации, с ключами и отвертками в руках, они будут стоять возле станков, твердо станут на бетонные основания, систему опалубки которых они изучили, как мать изучает искусство пеленать своего ребенка.
Но рабочая сила нужна для строительства и сейчас. Срочно требуются чуть ли не 4 тысячи рабочих.
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.