Поезд прибывал в девять часов вечера. Дроздов не мог найти себе места. Он то заходил в высокое и гулкое здание вокзала, то прогуливался по перрону, то читал какие - то объявления и расписания, ровным счетом ничего в них не понимая. На скамейках сидели и лежали вповалку люди, играли в домино, пили чай; по залам, ища военного коменданта, бегали с разгоряченными лицами демобилизованные солдаты, уже без погон, в расстегнутых шинелях. Вокзал стонал, сотрясаясь от рева паровозов, дым проносился мимо широких окон. Истомившись в ожидании, Дроздов с огромным трудом разыскал дежурного по станции, стоявшего в толпе демобилизованных и устало отвечавшего на вопросы, и спросил его, не опаздывает ли московский поезд.

- Все идет по расписанию. Все идет по расписанию, - однотонным, скучным голосом ответил дежурный и пошел к двери, сопровождаемый окружавшей его толпой.

Чтобы как - нибудь скоротать время, Дроздов попробовал разговориться с незнакомым демобилизованным солдатом, который сидел на скамье и пил чай из фронтовой жестяной кружки. Но разговор явно не клеился.

- Ну, так, значит, домой? - спросил Дроздов, присаживаясь рядом.

- Домо - ой, - протянул солдат и с хрустом откусил кусочек сахару. - Отвоевался. В Воронеж еду... - Солдат помолчал, взглянул на курсантские погоны своего собеседника и добавил: - А ты, видно дело, на офицера обучаешься? В армии остаешься?

- Остаюсь. - Дроздов замолчал. Он не мог ни на чем сосредоточиться - чувствовал, что волновался, как никогда в жизни.

Анатолий нарочно большую часть времени провел в здании вокзала. Ему почему - то казалось, что здесь минуты ожидания пройдут быстрее, чем на перроне, где видны пустые пути и не так много народа.

За несколько минут до прихода поезда Дроздов вышел на платформу, мокрую и прохладную. Под навесом тянул ветерок. На перроне уже горели фонари, уходя в вечернюю сиреневую даль, мигали среди верениц вагонов красные и зеленые огоньки на стрелках, поблескивали рельсы. Дроздов подошел к пыльным кустам акаций и с замирающим сердцем облокотился о заборчик. Пахло вечерней листвой, паровозной гарью и дымом. Это был особый, будоражащий запах вокзала, железной дороги, связанный в его воспоминаниях с расставаниями и встречами, с ожиданием и прощаниями.

За перроном в прозрачных сумерках шевелились огни города, темнели конусы тополей; из городского парка доносились едва слышные звуки духового оркестра.

Дроздов переживал то самое душевное состояние неизъяснимого тревожного ожидания, какое было у него когда - то в детстве.

Как они встретятся? О чем будут говорить?

И он в сотый раз представлял, как войдет в вагон и Вера, просияв, вскрикнет от неожиданности. Что она скажет ему? Поцелует ли его, обрадуется или просто протянет ему руку со спокойным словом «здравствуй»? Но, может быть, Вера уже не одна? И кто - то чужой, угрюмый (Дроздову казалось именно так) сидит рядом с ней в купе и не сводит с нее ревнивых глаз, имея какое - то страшное для него, Анатолия, право любить Веру.

- Какая ересь! - сказал вслух Дроздов и нахмурился. «Я отношусь к тебе так, как Бекки Тэчер к Тому Сойеру!» Вера сказала это в детстве. Давно - давно... Слова эти канули в бездну лет... Он усмехнулся: - Том Сойер...

Вдруг на всей платформе началось беспокойное движение. Люди повалили из дверей, побежали по перрону. Торопливо прошел дежурный в фуражке с красным верхом. Где - то далеко густо и мощно загудел паровоз, что - то щелкнуло, захрипело в репродукторе, и голос пронесся по перрону:

- Внимание, поезд прибывает к первой платформе...

- Подходит, подходит! - закричали на перроне. Дроздов одернул гимнастерку и с учащенно бьющимся сердцем пошел по платформе вслед за людьми. Справа в коридоре между стоящих составов появился огромный желтый глаз, белый дым струей вырывался из трубы паровоза, стелился над крышами вагонов. Здание вокзала загудело, задрожало. Дроздова обдало горячим паром, потом мимо замелькали зеленые вагоны с открытыми окнами.

Поезд остановился. Дроздов стал протискиваться сквозь густую толпу и вдруг заметил Веру. Она выходила на площадку ближнего вагона. Анатолий сразу узнал ее. Но как она изменилась! Нет, он никогда не видел ее такой, в этом строгом синем костюме и с косами, сложенными на затылке в тугой прическе. У нее никогда не было кос. Дроздов молча смотрел на бледное, изменившееся лицо Веры. Это уже была не та Вера, которая сказала когда - то в детстве, что относится к нему, как Бекки Тэчер к Тому Сойеру. В своем строгом костюме она скорее походила на молодую красивую женщину, которых мужчины невольно провожают взглядом. И он, видя, как она, быстро переступая стройными ногами по ступеням, спускалась на платформу, мучительно боролся с собой, не решаясь подойти.

Вера тихо пошла по перрону среди сутолоки.

Удерживая дыхание, Дроздов шагнул к ней, негромко окликнул:

- Вера!

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.