Прогонов достал из черепахового футлярчика небольшие, в позолоченной оправе очки. Полистал паспорт. Положил его на столик. Затем грустно и коротко заявил:
— Невозможно.
— Не принижайте высоту своей квалификации, — отмахнулся Ярославцев. — И... не вынуждайте меня прибегнуть к грубым приемам.
— Кстати, Матерый тоже сегодня меня навестил, — неожиданно поделился Прогонов. — И тоже — заказы впрок... Не такие, конечно... — Кивнул на паспорт. — Ординарнее, попривычнее... Значит, где-то запахло горелым. Да! — Оживился. — А почему бы Леше не представить вас мне в официальном порядке? И каким образом вы...
— Потому что вы — его капитал, — ответил Ярославцев. — Тайный vi неделимый. А каким образом?.. Оперативная работа. А ее методы огласке не подлежат. Хотя какие там методы — сплошная импровизация...
— То есть вы совершаете воистину грабительское покушение на чужую собственность? — подытожил Прогонов. — Отличненько. Но почему десять тысяч? Таким, кажется, обозначен гонорар, не ослышался? — Ладонью он бережно накрыл паспорт.
— Постыдитесь, Виктор Вольдемарович, — укорил Ярославцев. — Я ухожу из вашей жизни, оставляя вас в спокойствии и благоденствии. Вам бы уместно мне приплатить!
— Довод. Тогда, простите, вопрос сугубо интимного свойства: зачем вам именно туда? Я, к примеру, очень и очень вскользь наслышан, будто у Леши есть один карманный челюстно-лицевой хирург...
— Мне нравится их пестрая, буржуазная жизнь, — сказал Ярославцев. — Я безоглядно романтичен. Я авантюрист. Достаточно?
— Странно... — позволил себе порассуждать Виктор Вольдемарович, не принимая во внимание подчеркнутую сухость ответа. — Странно... А мне их жизнь... не нравится. Смотрю ее каждодневно по видеоканалам — собственным, разумеется... не нравится. Все деньги, деньги... Еще замечу: бездуховность и наплевательство на ближнего. Так это, так, права наша контрпропаганда. И преступность там — кошмар беспросветный! Не говорю о гангстерах: улицы просто заполонены шпаной! Если бы нашей доблестной милиции на денек такую бы нагрузочку, как тамошней...
— А вот мне как раз не нравится наша доблестная милиция, — сказал Ярославцев. — И прочие органы. Когда надо, а может, когда и не надо, работать они умеют. И возмездие неотвратимо, вероятно, вам знаком подобный афоризм?
— К делу. — Прогонов взял паспорт в руки. — Что значит ваше предложение? Побег за границу, измена Родине. Статья за нумером 64, до смертной казни включительно. Это — о вас. Теперь обо мне, рабе божьем. Соучастие в упомянутом преступлении — раз. Изготовление документика — два. Тоже прилично... А я старый человек и хочу остаток дней...
— Вы старый мошенник, — перебил Ярославцев. — И извольте мыслить сообразно своему статусу. Да, между прочим: напоминаю об одном придурке, месяц назад купившем немыслимую сумму западногерманских марок вашего производства... Очень грубо, извините, но вы меня вынудили... Теперь уясните: я уеду, и все оборвется. Останется достаточно средств, чтобы жить честной жизнью обывателя и испустить последний вздох... не в больнице на зоне, без возврата трупа родственникам, хотя у вас вроде один пингвин — истинно заинтересованное лицо...
— Вы невыносимы! — произнес Прогонов со стоном. — Но вам надо сфотографироваться... И не в ателье, что на углу...
— Когда?
— Думаю, послезавтра.
— Мы очень плодотворно и результативно поговорили. — Ярославцев направился в прихожую. — Срок вам — неделя. Удачи!
— Мне приходится, — Прогонов погладил по голове пингвина, любопытно высунувшегося из ванной в коридор, — пожелать удачи и вам. Удачи и... безвозвратной дороги.
— Одновременно мечтая: эх бы, да сверзился лайнер вместе с тобою из высей поднебесных на самую твердую почву земную! Да?
— Не секрет: люди греховны в своих помыслах, — сокрушенно развел Прогонов широкими рукавами халата. — Вы чудовищно правы...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
Блиц-анкета «Смены»
Когда-то рассказы о взяточниках из приемных комиссий институтов были подлинной сенсацией.