Красный стык

Вечернее солнце освещает барханы, похожие в причудливом свете на бока стриженых овец. Рябой лик пустыни, кое-где украшенный бледной и редкой зеленью весенних травинок, уходит к четырем горизонтам, сливаясь с золотеющим к закату небом. А здесь, кажется, в самом центре пустыни, из рябых барханов поднимаются и выходят навстречу друг другу две гигантские трубы. Через сотни километров под песками Каракумов одна тянется на юг - в Шатлык, вторая на север - в Хиву. Издали они похожи на две скрещенные шпаги, если, конечно, можно сравнить со шпагой пятидесятиметровое тело трубы диаметром в 1420 миллиметров. Именно здесь центр всех последующих событий. Но сейчас внимание приковано к КрАЗу с радиостанцией. Он стоит на самом высоком бархане и невидимой нитью радиоволн связывает нас с крановым узлом на 295-м километре трассы. Там, в двадцати шести километрах от места стыка, в трубу, как патрон в ствол, запаковывают ерш. Двигаясь по двадцатишестикилометровому стволу трубы, этот «патрон» с металлическими щетками по окружности и весом окали тонны должен выполнить «санитарные» функции - стерильно вычистить последний отрезок газопровода от песка, остатков электродов и всего прочего, что могло попасть в трубу при укладке и сварке. На языке трассовиков и в дневнике строительства эта часть работы называется прозаически - продув. Однако непосвященному такой «вялый» термин вряд ли может дать представление о том, что должно здесь произойти. Поэтому для наглядности позволим себе назвать это выстрелом - выстрелом из двадцатишестикилометрового ствола пулей весом в тонну.

Пока идут последние приготовления, солнце уходит за горизонт, быстро темнеет, над пустыней опускается ночь. По команде начальника штаба вся техника - это десятки самых разнообразных машин и механизмов - отогнана от окончания ствола на несколько сот метров, - сила такого «выстрела» хорошо знакома опытным трассовикам. Все собрались около КрАЗа, его просторная кабина представляет сейчас собой и штаб, и КП, и НП. Кажется, что мы присутствуем в двух местах одновременно - здесь, на месте последнего стыка, и в двадцати шести километрах на север, откуда пойдет ерш. Наконец, с кранового узла сообщают, что ерш запасован и в трубу подан газ под давлением, которое быстро увеличивают.....

- Пошел! - слышен голос с того конца связи.

И словно по команде, все делают одно движение - десятки циферблатов блестят в свете автомобильных фар: 23 часа 27 минут. И хотя все знают, что это произойдет не сию минуту, все внимание молниеносно переключается туда - в темноте ночи, на расстоянии нескольких сот метров не видно огромного ствола трубы, выходящего на поверхность и поднятого на манер дальнобойного орудия. Космическая темнота пустыни уходит к небу, усыпанному яркими кремнистыми звездами с белеющим Млечным Путем.

Одно волнение владеет одновременно десятками людей - и опытными трассовиками, видавшими это зрелище под всеми широтами, и новичками, которые ждут его впервые в жизни. Общее напряжение нарастает с каждой минутой, словно стремительное и невидимое движение мощного ерша в трубе. Мысленный отсчет времени идет уже на секунды, и, быть может, поэтому кажется, что ты все-таки не поймал последнего мгновения, когда грянул взрыв.

Грохот и ослепительное пламя как будто вспарывают глухую темноту пустыни. Теперь она видна вся - багровая и шевелящаяся - в фантастическом свете огневого колосса, погасившего звезды.

Бушующее, ревущее пламя завораживает так, что от него невозможно отвести взгляда, и все же ты замечаешь, как неожиданно смещаются вдруг все масштабы: на фоне гигантского - вполнеба - огня мощные кразы кажутся детскими игрушками, а трубоукладчики с поднятыми стрелами - сделанными из «конструктора», точно ими только что играли и забыли на песке до утра.

Больше часа продолжалось это фантастическое и вряд ли с чем-нибудь сравнимое зрелище. Ярость и сила огня казались нескончаемыми. Но вот пламя из багрового стало желтым, потом голубым, синим и, наконец, опало и погасло. В один миг стала над пустыней непроглядная ночь, только далеко по невидимым барханам светились угольки сожженного саксаула, а вверху, словно перекликаясь с ними, снова засверкала кремнистая россыпь звезд с белеющим Млечным Путем.

Сейчас всех тянуло туда, где в черноте ночи карминным светом отливало раскаленное жерло трубы; только путь туда был отрезан: расплавленный и спекшийся песок не дал бы приблизиться и на сотню метров. Но предложением ехать в городок и отдыхать до утра, пока не остынет пустыня, никто не воспользовался. Коротали ночь у костров, каждый боялся пропустить время, когда в свете утра можно будет подойти к трубе и увидеть все своими глазами.

Непонятно почему, но мне это напомнило ночь перед глухариным током, когда ждешь своего часа где-нибудь поблизости, у лесного огня, поеживаешься от холода и вся ночь - ожидание. Но думать о глухариных токах в пустыне - занятие не из лучших. Вернее и полезней, глядя на жарко горящий саксаул и прихлебывая зеленый чай из алюминиевой кружки, слушать бывалых трассовиков. Разговоры как будто о прошлом - о том, какой продув был на Таймыре, в Карпатах, в Тюмени или Тольятти и как далеко выбросило там ерш, кто, где и когда варил «красный» стык, - но все это прошлое как бы сливается с завтрашним (нет, теперь уже сегодняшним) днем, которого все ждут. Костры горят, потрескивая, а нетерпение растет, и едва рассвело, отправились искать «наш» ерш. Прошагать по красному, спекшемуся песку пришлось нам метров восемьсот, когда увидели мы однотонную «пулю», зарывшуюся в бархан. Двадцать шесть километров в стволе трубы ерш прошел за двадцать минут!...

Но если нам, новичкам, это в диковинку, то наши собеседники, народ, поездивший по стране и привыкший к масштабам, отнюдь, впрочем, не пытались скрывать чувств, говоря об этой последней своей трассе.

На каждом большом строительстве всегда есть свое «впервые», и люди, вполне понятно, гордятся этим. Причина же гордости трассовиков газопровода Шатлык - Хива понятна вдвойне: впервые газ пойдет под давлением в семьдесят пять атмосфер, газопровод выполнен из труб диаметром 1420 миллиметров, а это значит, его пропускная способность втрое больше, чем, скажем, на трассе Бухара - Урал...

Эти подробности сообщает мне член комсомольского штаба стройки Михаил Харченко. Крупная и крепкая фигура, обветренное, загорелое лицо с трехдневной щетиной, с легкой хрипотцой, севший голос хорошо вписываются Е эту рабоче-походную обстановку, и, как во всех сидящих у костра, видно в нем напряжение последних суток. Нужно расспросить Михаила о трассе, о том, чего самому не довелось увидеть, но времени у него в обрез. Однако, торопясь, он что-то быстро пишет в блокноте, отрывает и подает мне листок.

- Сегодня подсчитал, - говорит Михаил. - Может, пригодится.

Вот на выбор несколько цифр. Трасса Шатлык - Хива - это сорок четыре с половиной тысячи труб, сваренных в одну нитку; почти пятнадцать тысяч рейсов трубовозов; и, наконец, триста четыре тонны использованных электродов...

- Сейчас пойдут последние. - Он смотрит на часы и поднимается. За ним встают остальные. Мы направляемся к траншее. Впереди в своих рабочих доспехах «золотая сборная» сварщиков. Теперь слово за ними.

В десять утра кашлянул и зачастил компрессор, разорвав тишину пустыни. Взревели мощные трубоукладчики, поднявшие над траншеей два конца трубы.

Крепко ступая, как моряк на качающейся палубе, по трубе к месту стыка идет бригадир Наип Ужахов; сегодня ему руководить бригадой сварщиков. Видно, что работа Наипу хорошо знакома, но видно и то, что сейчас он как-то особенно сосредоточен и собран. Пристальным взглядом из-под низко опущенного козырька оглядывает свое хозяйство, высокая фигура выпрямляется во весь рост на черном лоснящемся теле трубы. Похоже, что стоит он не на круглой, скользящей поверхности, а на твердой бетонной площадке. После короткой паузы, как это бывает перед взмахом дирижерской палочки, чуть заметным движением руки Наип подает команду, и в такт ему сразу взревели трубоукладчики, дрогнули стрелы, отозвались натянутые, как струна, стальные тросы - и едва заметно на взгляд начали сходиться торцы трубы.

Бригадир нагибается и, точно сливаясь с телом трубы, малыми движениями кисти подает команды машинистам трубоукладчиков; они должны понимать бригадира с полужеста; от их совместной работы зависит сейчас зазор. Как будто бы совсем вжавшись в тело трубы, Наип внимательно и пристально следит, как сходятся, выравниваются по оси трубы и медленно, миллиметр за миллиметром, сужается -зазор. Стоп!... Есть! Можно варить.

В траншею спускаются ветераны трассы Николай Котов и Анатолий Неплюев. Первые молнии сварки - и пошел, пошел шов! Руки сварщиков кажутся неподвижными, как укрепленные кронштейны. Но видно, как медленно, сантиметр за сантиметром, идут чередой бугорки сварки, как накапливается в зазоре, становится сизым и твердеет металл.