Напряжение нарастает с каждой минутой, отсчет идет уже на секунды, и все же взрыв грянул неожиданно. Это могут подтвердить все, кто был той ночью на 269-м километре трассы газопровода Шатлык - Хива. В 23 часа 47 минут грохот и ослепительное пламя взорвали глухую темноту пустыни. В следующую секунду погасли все звезды, ярко светившие над Каракумами. Осталось пламя - бушующий и ревущий столб огня, взметнувшийся к небу на сотню метров и от черного, космического обрамления казавшийся еще более фантастическим. Он завораживал силой неистовой жизни, свивался в смерчевые кольца, напоминая клубок разъяренных змей, и с нарастающим ревом уходил ввысь сквозь темноту ночи. Казалось, пет на земле силы, могущей укротить огненного колосса.

Пламя бушевало больше часа, меняясь в цвете и силе голоса, раскаляя воздух и песок окрест лежащей пустыни: она становилась огненной и, казалось, сама извергала огонь. Все было так, как хотели люди. Но чтобы объяснить читателю суть происходящего, мы должны «прокрутить» события обратно. Началось с сейсмического взрыва. В экспедиционном отчете сказано: «Обнаружены признаки газовых залежей». Место, которое получит впоследствии название нулевой отметки, не имело тогда имени и не значилось ни на одной географической карте. Вертолет забрал геофизиков и вторым рейсом забросил сюда, в сыпучие барханы, отмеченные лишь постоянно меняющимся, во по-пустынному однообразным свеем, - маленький отряд буровиков «Туркменнефтеразведки».

Это был день 12 февраля шестьдесят седьмого. Не сваю, о чем думали тогда Александр Пнигин, Георгий Манила, Агаджан Мухадов, Владимир Калинин, другие робинзоны пустыни. Народ это все немногословный, проникнуть в их мысли так же трудно, как найти газ в каракумских песках. Охотно говорят они только о работе, потому что сознают ее жизненную необходимость. Вот почему с большой долей вероятности можно предположить, что и в тот день, ставший началом всего, думали они о привычной им, но всегда новой работе и, конечно, ответственности, чувство которой у людей такого калибра тоже никогда не притупляется. А потом было все, что бывает в их деле, - трудные метры первой и, как всегда, загадочной («разведка разведкой»...) скважины, монтаж фонтанной арматуры, морозы с колючей поземкой сухого снега, ледяной ветер, сводящий пальцы коченеющих рук, и обжигающее прикосновение металла; была изнуряющая пятидесятиградусная жара, белое, нестерпимое солнце пустыни и опять обжигающее прикосновение металла - все то, что испытывает человек, дерзнувший на три тысячи метров проникнуть в земные недра, - тяжелая и будничная работа, если не считать надежды, которая согревала зимой, давала прохладу летом и владела каждым из этого маленького отряда буровиков-пионеров. Надежда витала по вечерам в привычных обжитых вагончиках, когда все (о чем бы ни шел разговор) сводилось к тому, что «может ведь быть, наше месторождение...».

Прошел год, день в день (как будто сама природа позаботилась о заслуженном юбилее), и 12 февраля шестьдесят восьмого через узкий, восемнадцатимиллиметровый штуцер ударил поток газа.

Нужно ли говорил о чувствах, охвативших людей в эту минуту?

Но они станут еще понятнее, если сказать, что дебит источника составил 760 тысяч кубов газа в сутки, а давление продолжало растя, доводя и без того грандиозную цифру до миллиона.

Так на карте центральных Каракумов появился Шатлык. Скажем сразу: название не случайное. «Шатлык» - по-туркменски «радость». Смысл нового географического названия поняли всюду, когда узнали из газет, что Шатлык единое, уникальное месторождение природного газа, самое крупное в Средней Азии.

Теперь мощный поток шатлыкского газа должен войти в систему трехтысячекилометрового газопровода Средняя Азия - Центр.

Таким было начало.

В центре Каракумов родилось новое всеобъемлющее и общее для всех слово. Услышал я его в самолете «Москва - Ургенч». На разный лад его произносили люди с портфелями-чемоданчиками, явно командированные; колхозники в национальных одеждах; смуглые, с природным загаром солдаты, летевшие, видимо, в отпуск, произносили его с оттенком какой-то личной причастности, и даже в непонятной мне речи туркменских студенток я слышал это, пока еще не обретшее для меня смысл, но всюду настойчиво повторяемое слово «трасса».

Она рождалась на чертежах, обретала подробные контуры на кульманах проектировщиков, но всюду на южном конце ее значился Шатлык - пулевая отметка, на северном - Хива с отметкой 468-й, последний километр - место, где туркменский газ вольется в единую систему Средняя Азия - Центр.

По традиции трасса начиналась с двух концов - навстречу друг другу через пустыню почти полтысячи километров шли два потока - из Шатлыка и Хивы. Мы попали на трассу, когда на 269-м километре, в самом центре Каракумов, сошлись оба потока. Предстоял, быть может, самый ответственный момент строительства - последний стык.

Попутчиком нашим оказался (теперь я могу сказать, к счастью) молодой начальник участка Володя Скрипник. Его энциклопедические познания во всем, что касается строительства газопровода, мягко говоря, удивляли, и дело здесь, как я понял, было не столько в качестве памяти, а в том высоком профессионализме, который должен отличать современного инженера и дается только постоянной работой в полевых условиях. С тех пор как десять лет назад Володя окончил Ждановский металлургический институт, он ни дня не сидел ни в одной «конторе». («В министерство нужно уходить, как на пенсию».) Его стихия - поле, но в отличие от геолога работа трассовика не ограничивается сезоном, а включает в себя все двенадцать месяцев. Адреса его работы составляют обширную и внушительную географию.

Начал с нефтепровода «Дружба», затем стальные трассы мастера, прораба, наконец, начальника участка Владимира Скрипннка вычерчивают самые неожиданные зигзаги на карте страны: Куйбышев - Мелекесс - Ульяновск, Бухара - Москва, Мяссояха - Норильск, первый горячий нефтепровод Узень - Гурьев - Куйбышев, север Тюменской области - Урал-2... Этот список далек от завершения, но я не стану вытягивать все его трассы в одну нитку, чтобы опоясать ею земной шар, скажу только, что все участки трасс, к которым он сам руку приложил в самом точном смысле этого слова, составят ниточку длиной побольше тысячи верст.

Что же касается личных и профессиональных качеств, которые всегда отлично угадывают работающие с тобой бок о бок, то, как мне кажется, наиболее точную характеристику дал молодому начальнику участка один из его сварщиков:

- Ну! Петрович - сильный мужик!...

Так вот, с этим человеком свела нас дорога в вертолете, летевшем к месту его последней (это было тогда) трассы. Зарытая в песок, она угадывалась лишь по хорошо накатанной трубовозами дороге, шедшей обок, да серебристым вагончикам строительных городков, отдаленных друг от друга доброй сотней километров. Такая пустынность и малолюдность (потом я узнал, что на километр трассы приходится всего пять человек) как-то не вязались с этим громадным строительством.

- Люди! Люди! Где же люди?! - со свойственной ему экспрессией сокрушался мой напарник-фотокорреспондент. - Как снимать?! Что снимать?!

- Это и хорошо, - опустил его на землю наш попутчик. - Во времена Магнитки целая армия орудовала лопатами и ломами. А на стыке увидишь, что снимать. Мой тебе совет - экономь пленку.

На стыке, вокруг отметки 269-й километр, по барханам уже присело несколько вертолетов. Среди прилетевших была и «золотая сборная» (выражение Володи Скрипника) сварщиков-асов, которым доверено варить последний - «красный» - стык. Впрочем, их слово еще впереди. Сейчас готовятся к событию, с которого мы начали репортаж.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.