- Ребята, я говорил «человека», а не «обезьяну». Разве у вас нет гордости, что вы хотите работать бок о бок с негром?..
Протестовать было бессмысленно. Мы угрюмо вздохнули и вновь принялись за тяжелые мешки, как вдруг у вагона появился Шульц, рядом с ним был Король цемента.
- Вот вам еще один рабочий. Говорит, что рожден с мешком цемента в руке. Да и мне сдается, что цветному скорее подстать эта работа. Прыгай - ка в вагон, паренек!
Длинный был вне себя.
- А ну - ка, нагрузите его, ребятки! - прошептал он нам. - Мы сделаем так, что ему скоро тошно станет!
Весь день Король цемента без устали бегал по доскам, ведущим из вагона под навес склада. Он разгрузил цемента вдвое больше любого из нас, и, когда последний мешок был выгружен и показался паровоз, Король цемента был свеж и бодр, как бойцовый петух!
Глина приставала к лопатам словно клей. Солнце пекло немилосердно. Работать было тяжело. Вонь от взмыленных лошадей и нашего собственного пота заглушала дикий сладкий запах земли.
В это время мы видели Короля цемента редко.
- Этот черный мерзавец ничего не делает. Запустил свою грязную руку в карман компании по локоть, - говорил про него Длинный. - Не понимаю, почему Шульц покровительствует ему!
Но я знал, что маленький негр работал. Он разгружал вагоны, перетаскивал мешки с цементом в склад, возил тачки с гравием.
Жара усиливалась. Мы все стали тощими, как волки, и такие же злые. У всех нас кожа на ногах и подмышками была так жестоко раздражена, что мы с трудом двигались. Питьевая вода была тепловатая, как помои, все мы страдали желудком и ругались из - за воды целыми днями, но жажда все же гнала нас к бочонку.
Король цемента добровольно принял на себя самую трудную часть моей работы. Он помогал мне накладывать цемент и гравий в ковш. Руки мои ослабли и болели, ноздри были заложены удушающей, едкой цементной пылью, волосы стали жесткими, как проволока. И пока я медленно и безнадежно подымал лопату, чтобы высыпать цемент и гравий в ковш, который не ждал, негр в несколько секунд наполнял ковш доверху.
Как большинству из нас, Королю также негде было жить. Он вырыл себе нору возле железнодорожных путей, чистенько обложил ее стружками и фанерными крышками от ящиков и жил там. Его лачуге завидовали. Остальные рабочие не то слишком устали, не то были недостаточно искусны, чтобы сделать себе такое жилье. И большинство ненавидело маленького негра, перенеся на него все негодование, всю злобу на судьбу: на усталость, ноющие мышцы, изорванную одежду, холодную пищу, купленную в ближайшей бакалейной лавочке, и мертвый сон на песке или в сараях среди тряпья.
Лето кончалось, начались ночные заморозки. Утром мы подымались с наших сырых песчаных постелей закоченелые, угрюмые. И тут же, перед нашими злыми глазами, над хитроумно построенной лачугой негра подымался из железной трубы густой, черный дым.
Спать на воздухе становилось холодно, мы пытались забраться в сараи, но 'места не хватало. Я был довольно робким мальчишкой, и мне пришлось удовольствоваться кучей песку и несколькими тряпками...
Однажды Король цемента спросил меня, не соглашусь ли я спать в его лачуге: там хватит места для двоих. Я задумался. Я знал: если только это откроется, на меня посыплется град насмешек и преследований. Но становилось все холоднее, я простудился, у меня болело горло, к тому же я уставал, как собака... Чтобы разогреться перед сном, я, спотыкаясь, ходил вокруг полузаконченного здания бойни до тех пор, пока ноги не отказывались двигаться... Короче говоря, я согласился ночевать в лачуге Короля, но забирался туда лишь под охраной темноты, чтобы никто не знал, где я провожу ночи.
Король цемента вставал рано, чтобы приготовить на сложенной из кирпичей печке кофе и маленький хлебец, которые приятно ласкали мой взор, когда я просыпался. Своим завтраком он делился со мной.
... Это случилось через несколько дней после того, как вагон деревянных водопроводных труб, обмазанных смолой, был выгружен возле лачуги Короля цемента. И тогда затаенная злоба Длинного и рабочих разбушевалась в пламя, более жестокое чем то, которое сожгло эти водопроводные трубы. В полдень Король цемента готовил обед в лачуге, и, когда смола начала шипеть, а водопроводные трубы гореть и трещать, все поняли, что случилось: искра из трубы негра попала на смолу, и начался пожар...
- Ах, чертов павиан! - визжал Длинный, танцуя словно обезьяна на шесте. - Я говорил ему! Я знал, что так и случится! Но этот чертов негр плевал на то, что я ему говорил!...
Никто из нас не слыхал, чтобы Длинный хоть раз предупреждал о грозящей опасности, но было не особенно остроумно спорить с ним по этому поводу...
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.