Молодую балерину с фамилией, что оканчивалась на «...екая» или на «...цкая», Валька не нашел. Он и запомнить ее не успел. И как в конце концов звучала эта фамилия полностью, узнать ему было не дано. Эстрадная певица сказала Вальке, что в ту пятницу у нее концерт в эвакогоспитале № 1369 и поэтому она не сумеет быть на выступлении в их бригаде. Но Валька ответил ей, что появиться в части без нее он не может, потому что там люди уходят на смерть и им очень нужен романс «Очи черные». Этот романс придаст людям силы, и они без страха пойдут вперед на разгром врага.

– Но концерт для раненых?!

– Он тоже состоится. А лишний концерт – весомый вклад в победу.

– Много приходится выступать, а это так внепланово...

Но Валька сказал ей, что война – в общем-то совсем внеплановое мероприятие. Еще Валька сказал певице:

– Я был счастлив познакомиться с вами. Такое удовольствие – слышать вас, а еще большее – видеть...

Певица протянула Вальке руку. Он сообразил, что дамы так протягивают руки не для гвардейского рукопожатия. Он взял теплую ладошку в свои пальцы, попытавшись при этом щелкнуть каблуками (разношенные кирзачи со стоптанными, смятыми задниками эффекта щелканья со звоном плюр не произвели). Но оба – воспитанная женщина и сержант – все равно услышали щелк ботфортов со плюрами. И, стараясь не дышать – махорка хоть и моршанская, но все же не «Золотое руно», дух от нее тяжелый и не всякий его вынесет, – бравый сержант поцеловал ей руку. Певица притянула к себе Валькину голову и прикоснулась губами к его стриженному «под нуль» пятьдесят восьмому размеру шапки, пилотки и противогаза...

Концерт состоялся в столовой батальона – сразу после каши и горячего чая. Столовая эта была даже не землянкой, а громадной ямой, над которой перекрещивались бревна с наваленным на них дерновым покрытием. В ней было темно и сыро от теплого пара кухонных котлов...

Замполит сказал: «Чтоб мне без «бисов»! Народные артисты устали».

Все было замечательно: и зал битком набит, конферансье во фраке, и выступавших больше чем достаточно. Валька постарался, чтобы концерт стал праздником искусства – ведь было сказано-приказано: лучшими артистическими силами. Да, кстати, всем приглашенным Валька говорил, чтобы они захватывали на этот концерт своих свободных в этот день друзей-артистов. (Валька делал поправку на жизнь: кто-то опоздает, кто-то заболеет или еще что-то, в общем, как всегда...)

Бушевала на сцене великая сила искусства. А батальон... Спал тихо. Не храпел. Приучен был личный состав не демаскировать себя звуками – это тоже входило в боевую подготовку. Спали люди, не сопя и не валясь на бок, на плечи соседей, не клонясь вперед – на спины сидящих перед ними. Только, будто по негласной договоренности, будили друг друга по очереди – чтоб артистов не обидеть и чтоб было кому рассказать потом о том или ином номере концерта.

Комбат не спал, и замполит не спал. Начальник пищеблока старшина Павло Яремко тоже не спал. Он первым после окончания каждого номера хлопал в свои широкие сильные ладони. И тогда батальон просыпался, отзываясь на аплодисменты.

А на сцену выходили все новые и новые артисты и пели, и плясали, и показывали фокусы, а люди спали... И Валька спал, сидя в проходе. Он мог не смотреть концерт – он знал, кого приглашал и что каждый из приглашенных мог принести и дать людям. Мог поспать: он выполнил боевое задание.

Павло Яремко говорил потом:

– Такой концерт проспали, обормоты! Ну чисто идиёты... Да что вам толковать – вас даже искусством не проймешь! Вам только покемарить втихаря... Ох, и концерт был – не забыть до смерти! – Голос у Яремко был укоряющий и грустный.

Судьба не отпустила много времени Павлу Яремко на долгие воспоминания об этом празднике искусства: в последнем феврале войны старшина погиб на Первом Прибалтийском фронте. К этому времени все соединения воздушно-десантных войск перевели в наземные дивизии, десантных операций на той войне, видно, больше не планировалось, и стали мы уже не крылатой, а простой пехотой...

Я думаю, что из Вальки Балакирева мог бы получиться большой театральный деятель. Мог, да вот не получился. Погиб сержант на Балатоне. А было это в феврале, метель тротилом пахла... Сейчас легко сказать – конец войны, великий перелом и праздник рядом с нашей улицей. А сколько жизней взяли те последние недели? Смерть одинакова и в первый миг войны, и в середине, и в конце...

Смертельно раненного Вальку раздавил танк «тигр», вползший в расположение орудийной батареи, там, на курортном балатонском берегу. Ничего от парня не осталось. Только серебро медали «За боевые заслуги» сохранило тусклый блеск в твердоспрессованном месиве из крови, глины и лоскутьев зеленой диагоналевой гимнастерки. Валька умел доставать себе шерстяное обмундирование. И носил его, хотя нам было положено только лишь х/б... Похоронили его в одной могиле с гвардии капитаном Свитанковым. Свитанков подорвал тот «тигр» гранатой. И эта же граната убила самого капитана. Между человеком и железом было пять метров, а противотанковая граната – восемьсот граммов тротила – обладала жуткой силой... А много ли в конце концов нужно человеку? Ой, как немного...

Да-а... Было это в феврале – на празднике РККА, последнем в ту войну.

Потом был март...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.