Кони

Анатолий Ткаченко| опубликовано в номере №919, сентябрь 1965
  • В закладки
  • Вставить в блог

Сильно оттолкнувшись палками, Петрухин побежал к распадку, и с ходу, без передышки они взяли крутой, рыхлый подъем. Остановились на голой горе. Здесь почти не было снега, кони до черной земли выбили, съели траву и коренья. Зато дальше начинались заносы, снег лежал буграми, застругами, провалами. Частые ветры крутили, пересыпали снежный песок в этой пустой котловине.

След табуна тянулся наискось, к лесу на отлогом склоне вулкана. Где-то там, в его бурых трещинах, обитали зимой кони: возле дымящихся фумарол, горячих родников оставались клочки талой земли.

Отдышались, покурили. Пошли гуськом: впереди Петрухин - он был полегче, скользил почти поверху, без «нырков»; позади - Манасюк, сопя, утрамбовывал лыжню. Шли сбоку трудной дороги табуна. Было видно: кони проваливались по брюхо, передвигались прыжками, часто отдыхали: заледенели подтаявшие под животами ямы.

Уже четко различались голые ветви лиственниц впереди, когда Петрухин увидел на опушке леса табун. Кони стояли, сбившись в кучу, над ними висел легкий дымок, спины мокро заиндевели. Старшина снял с плеча винтовку, передернул затвор.

- Опусти, - сказал Петрухин.

В сееве снега, в глохлой тишине табун близко подпустил их. Заметив вдруг, перепуганно всполошился, всхрапывая, ломая ветви и кусты, разом отвалился в лес. На вытоптанной опушке остался рыжий конь; шея у него была вытянута, голова лежала в снегу. Прибавили шагу, пошли рядом и, прежде чем успели о чем-либо подумать, поняли: это Сказка!

Осторожно подступили с двух сторон, остановились.

Чутьем, слухом Сказка уловила тревогу, качнула головой, повела черным, зло пыхнувшим глазом. У нее чаще заходили бока, нервно запрядали уши. Из горячих ноздрей ударил в снег длинный, горячий выдох. На большее у нее не хватило сил. Она опять замерла, и только пугливо, судорожно передергивалась на боках кожа.

- Жеребая, - сказал Манасюк, тронув палкой живот, - жеребенок бьется.

Петрухин смотрел на жилисто вытянутую шею Сказки, полузакрытый глаз, на смятую огненно-рыжую гриву, мокрый, дымящийся паром круп, видел яркое пятно крови возле передних ног и растерянно молчал. Он не верил в смерть Сказки: вот сейчас она вскочит, ударит копытами в снег, скроется за лиственницами. И незачем вовсе ее ловить, пусть живет на свободе, водит табун, пасется в бамбуковых долинах, - на нее надо смотреть издали, приезжать и смотреть. Потом вдруг он понял слова старшины: «Жеребенок бьется...» - подумал внезапно: «Умирает», - и быстро сказал, слепо протянув руку:

- Дай винтовку.

Ствол он приставил к уху - вздрогнувшему, отпрянувшему, - глянув на вершины лиственниц, нажал на спусковой крючок.

Выстрела он не услышал: просто охнул лес, осыпав с ветвей снег, далеко в горах грустно отозвалось эхо, и над лунно-чистым конусом вулкана косо завалился желтый серный дым.

  • В закладки
  • Вставить в блог
Представьтесь Facebook Google Twitter или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.

В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.



Виджет Архива Смены