РАССВЕТ застал одинокого туриста в двадцати верстах от Москвы. Он, подплывал к старинному монастырю, окаймленному садами на величавой горе. Вид красивый, живописная местность, впереди все новые просторы, но кажется юноше вое это скучным, давно виденным. Он так начитался книг, что весь путь ему представляется заранее долгим и нудным, он давно насладился им да страницах книг в уютной комнате, и путешествие начинает казаться ему бесполезным повторением пройденного, к тому же связанным с массой неприятностей и неудобств. Когда он проплывал мимо камышей, тучи комаров злобно накидывались на него, залепляли глаза, хрустели на зубах и залепляли рот кисло - сладкой копошащейся массой. Тогда он налегал на весло - поскорее выбраться на чистое место, но руки начинало саднить. В спине точно продета проволока и больно тянется, когда он посильней хочет гребнуть веслом. Проклятое весло, какое неровное. Рука чувствует все сучки и ямки. Каков же был ужас Тарабукина, когда при солнечном свете он увидел под средним пальцем багровую страшную мозоль! «Вернуться, пока не поздно», - мелькнула мысль. Но председатель кружка туристов вспомнил, что в городе осталось не меньше половины его последователей, которые уверены, что он совершает мужественное, сногсшибательное путешествие. Что скажут они, встретив его в городе? Затем Тарабукин оглядел лодку, 171 предмет, нагруженный на нее, и ему стало досадно, что все это, добытое таким трудом и лишениями, пойдет насмарку! Нет, надо ехать. И осторожно, держа весло не всей рукой, а двумя пальчиками, Тарабукин стал править дальше.
Однако, неудобство одиночества стал чувствовать все острей. Наступил полдень. Жара стала размаривать, клонило ко сну. Бессонная ночь, к тому же проведенная не над книгой, а на лоне природы, давали себя знать. Голова Тарабукина сама клонилась на грудь. Сон одолевал. Жара размаривала. А по берегам курчавились на ровном песке, на бархатной мураве кусты тальника, манили улечься в их тени и захрапеть богатырем.
Никогда в жизни не хотел так спать Тарабукин, как в этот ясный, затопленный солнцем полдень. Но где улечься? Кругом бродят люди, враз разворуют вещи, не с кем смениться, и нет укромного уголка, чтобы спрятаться. Он страдал. А мимо проплывали безучастные берега, монотонно плескалась вода и насмешливо смеялись встречные купальщики. Тарабукин оплывал их сторонкой - возьмут лодку за нос, да и опрокинут, чего с ними один сделаешь!
И видя плывущих вокруг людей, он озирался, сидя на руле, как волк (сравнение неудачное: волки озираются, но не сидят на руле), как английский капитан, озирался Тарабукин, в водах Янцзы, китайской Волги! Неожиданно Тарабукину улыбнулось счастье. Он заехал в низменную местность. Река превратилась в ряд озер, среди них заросшие камышами виднелись островки. Огляделся наш путешественник - ни души; и предвкушая сладкий отдых, пристал к самому укромному островку. Он втащил лодку, наломал и набросал на нее камышей, чтоб сделать незаметной глазу, и растянув брезент палатки, завалился спать, безусловно, с некоторыми предосторожностями: в одной руке юноша держал ружье, в другой - финский нож, а под голову положил топорик.
Какой у него был вид, сказать трудно: видели его одни птицы с высоты своего полета и шарахались в стороны; нужно предполагать, что вид у Тарабукина был внушительный. Но странная вещь: чем сильней человек, чем больше вооружен, тем больше ему мерещатся всякие страхи. Первый же всплеск рыбины заставил Тарабукина вскочить, сжимая оружие, дрожа всем телом. Через полчаса, когда после тщательнейшего наблюдения над местностью - не качаются ли где камыши, не волнует ли воду человеческое присутствие? - он убедился, что тревога ложна, снова забылся сном.
Так проспал он еще час. И вдруг - сквозь сон - дикие крики, хохот, и напуганное воображение ясно представило ораву диких индейцев, негров, фашистов, всех вместе, как по «Следопыту», прыгающих вокруг него, своей жертвы, с хохотом готовясь истребить его. Он вскочил спросонья, на четвереньках хотел убежать и спрятаться в кусты, но после нескольких прыжков заскочил в воду и опомнился.
От островка, удивленно переговариваясь, отплывали гуси.
- Черти, дьяволы... бюрократы! - ругался он всеми имеющимися у него в запасе ругательствами. - Поспать не дают, оголтелые!
Вспомнив, что может привлечь чье - нибудь внимание и открыть свое убежище, он оставил тирады и снова заснул на часок - ни больше, ни меньше.
Дернул лукавый двух бобылок придти карасиков бредешком половить. И бредень - то у соседа выпросили. Чупахтались, чупахтались бабенки и налезли на злополучный островок. Чуют, забилась в бредне рыба. Как вымахнут его, как заорут с радости! И не знали, что человека могут испугать. Вскочил Тарабукин - в одной руке нож, в другой - топор - и спросонья и с испугу заорал не по - человечески. Что случилось с бабенками, не стану выдавать их секретов, только запомнились, апостолу их истошный «караул», «мамыньки» и душу раздирающий визг. Когда он опомнился, их уж не было, пускала пузыри растревоженная тина, расходилась грязными кругами вода, да бились золотые карасики в брошенном бредне...
- Ох, что я наделал! Тарабукин почувствовал замороженную спину при мысли, что сейчас явятся мужики и парни с дубьем - проучить его, как пугать безвинных бабенок. С лихорадочной поспешностью он стащил лодку, уселся на корму и заработал веслом, забыв о мозолях.
Любители, пришедшие поудить на вечерней зорьке, видели юношу с испуганным, преступным выражением лица, в лодке, нагруженной каким - то товаром, несущегося что есть духу вниз по реке. Рыболовы пожимали плечами, переглядывались.
- Сдается мне, парень - то кооператив обокрал! - заявил один, склонный к конкретному мышлению.
- Подозрительный субчик! - отозвался его сосед.
Передаваясь из уст в уста, по берегам побежала тревога, увеличиваясь, нарастая, обогнала самого пловца и попала к волмилиционеру в формулировке потрясающей:
«Ограбили кооператив, то ли в Выселках, то ли в Порочном, бандиты разбежались. Лодку с ограбленным гонит один из них по реке. И что власть смотрит?!»
Милиционер попался с инициативой и энергией. Он собрал десяток - два мужиков, вооружил их баграми и разложил на мосту подкараулить бандита. Сам спрятался с заряженным наганом в разводной барке.
Так ловко организовав дело, он с нетерпением ждал добычу. Река поплескивала все тише, начинало совсем вечереть.
Ничего не предполагал наш турист о молве, так лукаво опередившей его. От злополучного островка отмахал он порядочно, Тарабукин легче стал пошевеливать веслом. Лодка шла хорошо. Предвечерняя тишина, далекое мычание коров, чьи - то зовы и песни мирно настраивали его душу.
Из легкой дымки сумерек причудливый, какой - то сказочный, на фоне огненного заката выплыл перекинутый через реку, через темные барки, мост. Направо стоял лес, налево тоже лес. На одинокого туриста повеяло сказкой, разбойниками. Он вообразил себя каким - то героем эпохи Стеньки Разина, Кузьмы Рощина и уселся на корме молодцевато подбоченясь, опершись рукой на рукоятку финского ножика, и в такой мечтательной позе чуть пошевеливал веслом.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.