Километры без привала

А там смотришь – над Таюрой уже месяц заострился, дрожит в голубизне Полярная звезда. Пора уходить. Встречаются у устья Колпашного, и, кого насколько хватает, начинается бахвальство. Вася Шулика во-о-от такого ленка поймал на живца. Видит, говорит, ка-а-ак долбануло, он в воду. Слава Лемехович за ним, три часа ленка уламывали, то он их, а то они его... И видно, что врут, а в то же время за спиной у Васи полуметровый ленок малиновыми надбочьями поигрывает. Сложная штука – рыбацкая душа...

И уж когда сидели у костра, когда вовсю побулькивала в знаменитом и опоэтизированном чифир-баке ушица, а в котелке настаивался на смородинном листе чай, и когда травили давно за жизнь, из кромешной темноты ночи, из прорвы мрака вынырнула на костерок фигура Коли Румянцева. Недаром говорят, Коля Румянцев – это Рыбак: он ловит хариуса, когда никто не ловит его, он видит поплавок, когда уже никто не видит ни зги, к нему подходят мощные косяки хариусов, когда как раз сгинул последний червячок. И кроме того, что Коля всегда говорит: «Надо же, как раз черви кончились, а тут здоро-о-овый такой косяк подошел...» – Коля Румянцев знаменит еще тем, что прекрасным тенором поет под гитару мягкие и грустные украинские песни в современной обработке – о любви, о женщинах, о «коханой»...

– ...И, значит, у нашего Руденко то смолкнет радио, то снова начнет. А передача как раз о нем: мол, знаменитый волчатник Руденко убил вчера тринадцать волков, шкуры, мол, сушатся на завалинке. Скажет радио: «Ру...» – и замолкнет; скажет: «...олки» – и затихнет. Выглянул Руденко в окно, а на проводах воробей сидит, и, как скажут о Руденко, он, вражина, провода замыкает...

Дружный хохот брызжет в ночную тишину; разливают уху, начинают хлебать, обжигаясь и дуя на ложки; между делом травят опять:

– Или была у Руденко собака. Джульбарс звали.

Выйдут на охоту, Руденко кричать: «Джульбарс, утки!» «Где?!» – подскакивает Джульбарс.

И снова веселый, до слез пробирающий хохот; доедают ли уху, пьют пи чай, а байки продолжаются:

– Или как Руденко охотился на цаплю. Ух-ха-ха!.. – не выдерживает сам рассказчик. – ...Значит, как Руденко на цаплю охотился. Вышел на болото, бежит цапля. «Джульбарс, взять!» Джульбарс за цаплей, цапля, значит, разворачивается, хвать Джульбарса за язык, а коленкой ему в живот уперлась. Я бегу, говорит Руденко, и вижу: цапля в Джульбарса уперлась и так за язык тянет, что у того хвост вовнутрь полез. Ну, думаю, сейчас вывернет Джульбарса наизнанку... Пришлось пристрелить. Цаплю, конечно, чего спрашивать...

...А утром – новость: из старого зимовья бригада перебирается за шесть километров, на 473-й пикет. И хотя этого ждали, даже каркас заранее выстроили для новой палатки-избушки, но до глубины души жалко покидать обжитое, ставшее родным старое зимовье. Все самые главные трудовые радости и победы пока связаны с ним. А что-то будет на новом месте? А на новом месте бригаду ожидает монтаж небывало мощной для них, 83-метровой бетонной трубы – огромнейший, почти невообразимый фронт работ. Даже мандраж легкий появился в бригаде...

А пока мандраж да разговоры, Казаков уже командует. Кто-то остается в зимовье укладывать вещи в короба-кузова, кто-то идет по пикетам собирать инструмент, а кто-то отправляется на новое место – ладить жилье.

Весело жужжит рахимовская «Дружба»; Джанка с Вовой Кошелевым оттаскивают лесины в сторону, Вова, обломав крупные сучки, забрасывает штук пять-шесть лесин на плечо и по просеке, лавируя среди коряг, пней и валежника, спускается вниз, к палатке. Палатки еще нет – один голый, как скелет, каркас. Казаков точными ударами топора обрубает сучки, подтесывает леснику и тут же намертво, с двух сторон, пришивает десяткой на поперечные балки. Лесина за лесиной, бревно за бревном – вытягиваются вдоль будущей стены ребристые нары; жестковатая постель, а вот будет время, устанешь до смерти, ляжешь – и как пух она тебе покажется. В отдельном углу, как всегда, ладятся нары для девчат. Джанка уж прикидывает, где и как положат они матрасы, куда прибьют по гвоздочку, где что повесят и как натянут занавеску. Да, а где же будет печка? Прикидывают, на какое место в брезенте приходится дырка для дымохода, приколачивают на пол поперечины в виде квадрата. Вова Кучма тащит из котлована камни под печь, укладывает в квадрат, как будто в шахматы играет. Слава Лемехович с Лешей Камаевым место для летней кухни присматривают, очищают площадку – чуть повыше от палатки, на взгорке, и чуть-чуть сзади. А вот здесь, показывает Казаков, смастерим бак с водой: после работы – сразу под горячий душ, вода от солнца нагреваться будет. Слава Лемехович присматривает мифологическую сосенку – хочется ему идола вырубить, а около идола чтоб стул-трон стоял; устал – посиди, отдохни, пообщайся с мировой мифологической культурой. Андрей Доскач подыскивает осинку с трухлявым нутром; нашел, подхватил топор – давай желоб делать; выдолбил посудину на удивление, принес к ручью, один конец к стоку подставил, другой на камешке пристроил – теперь вода мощной струей, как водопад, несется по желобу вниз – и умываться удобно и постирать, если понадобится, тоже сподручно., Мастеровой человек Андрей Доскач...

А вот из старого зимовья везут на трелевочнике вещи; Коля Румянцев с Васей Шуликой сбрасывают тюки на землю; трелевочник уходит во второй рейс.

– Братва, а ну давай палатку натянем! Сначала натягивают палатин, чтобы светло и чисто

было от его белизны; потом – утеплитель, а то если дождь или заморозки, а тем более морозы, печки одной не хватит, и в самую последнюю очередь – брезент. Душно. Открывают оконца. Да, теперь это похоже на жилье. И нары готовы. Вытаскивают из тюков матрасы, одеяла, подушки, простыни. Готовы постели. Теперь – пол. Укладывают на ребристые бревна фанерные листы. Все лучше. Еще что? Прилаживают в разных местах полочки, приколачивают гвоздочки-крючки. Натягивают провод – сушить робу. Еще что? Пожалуй, все, что забылось – вспомнится. А-а... да, как раз вспомнилось – крыльца нет. «Дед» с Казаковым подтаскивают чурбаки, прикладывают, примеряют, наконец, приколачивают – готово боярское крыльцо...

У кухоньки, прямо у палатки, уже кашеварят Люба ша с Джанкой. Обед. Садятся ребята за временный стол. Разговор с Колей Запорожцем: «Коля, сейчас в отпуск идти нельзя. Ты нужен, Коля. Сейчас бригаде нужен каждый». Многое в жизни познал Коля Запорожец, но больше всего он ненавидит предательство. Предателем он не был никогда. Он говорит: «Это лишний разговор, ребята. Надо, значит, надо. Слова ни к чему».

Рядом в котловане урчит бурмашина, работают взрывники. Это хорошо. С этого надо начинать – взрывать котлован.

473-й пикет – важнейший пикет.

Сам Миллер, начальник строительно-монтажного поезда в Звездном, после обеда пожаловал к ним.

– Что нужно, ребята? Дадим все. Выполните план – выполнит план участок. Завалите – тогда крах. Что нужно, ребята?

Они говорят. Они не стесняются. Нужен корчеватель. Обязательно. Нужно два-три трелевочника. Обязательно. Нужен гидравлический бульдозер. Без него – смерть. Нужна щебенка, гравий. Нужно блоки подтащить к котловану. Нужно, чтобы взрывники всегда были на месте. И дорогу от зимника. Прямую дорогу к просеке.