- Говорят, что скоро рассмотрят.
- Народ! - шипел Данька пренебрежительно и тихонько придвигался к окну, - народ! Не знаешь, почему так?
- Городков, наверное, пакостит как - нибудь.
- Городков! - гулко вздыхал Данька, - Городков! И какой шут тебя с ним склеил только.
Серые Аннины глаза, опустившись, не поднимались от выскобленного начисто подоконника так долго, что Данька успевал забыть о Городкове.
- Ну, ладно. Погодим еще недельку, а там я сам за них возьмусь.
Он поворачивался уходить, и она спрашивала не очень твердо:
- А ты куда, Данила, идешь?
Если он шел в клуб, то он только прижимал футляр с кларнетом и, кивая на него лохматой головой, на которую с трудом нахлобучивалась фуражка, бормотал:
- На репетицию, вот!
Тогда Анна молчала. Если же он возвращался из машинного отделения с черными руками в замасленной синей рубахе, то отвечал, дергая плечами:
- Да куда - ж теперь. Домой, значит.
И тогда Анна, проворно сорвавшись с места, накидывала платок и говорила, наспех захлопывая окно:
- Ой, погоди, Данила, я с тобой пойду. Мне в те края надо!
Верил ли он ей или нет - трудно было догадаться и даже лукавую ее усмешку встречал он недоумевающим взглядом. Но он поджидал ее у палисадника, шел рядом с нею и только осторожно отстранялся от нее, чтобы не запачкать ее белого платья замасленнейшей своей рубахой.
Весенними вечерами поселок не затихал до глубокой ночи. На скамейках и тумбах, на грудах неубранных кирпичей, на железных столбах, приготовленных для трамвая, одиночками, парами и компаниями сидели обитатели маленьких двухоконных домиков с палисадниками.
Данька искоса поглядывал по сторонам, махал в воздухе кепкой, раскланиваясь знакомым, а Анне говорил с тихой усмешкой:
- На час без работы остался человек и не знает, куда себя девать.
Данька доходил до переулка, в котором жил, и, задумавшись на секунду, говорил:
- Ну, иди по своему делу, а я пока добегу, вымоюсь и пожду тут тебя.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.
«Избранные произведения русских и мировых классиков», ГИЗ, 1926