Он уже говорил с трудом, слова вырывались толчками.

— Подойдите сюда.— Он подвел нас к мольберту, накрытому шалью.

— Я три года бился над этой вещью. Я скрывал ее от тебя, даже от тебя, особенно от тебя, Шарло. «Женни из Аржантейля» — так хотел я назвать картину. Я думал, что создал шедевр, мой шедевр! А это... Кто это? Кто?!

Он сдернул шаль, и мы увидели вот этот самый портрет, эту «картину Ренуара».

...Я долго ходил в ту ночь по Парижу. Накрапывал дождь... Все меньше становилось прохожих. Я шел по опустевшим улицам и думал, думал... Я думал о муках, перенесенных этим человеком, лишенным родных, о том, какие страдания вынес он, оторвавшись от себя, своего стиля и манеры. Я думал об искусстве, людях, истинах. Думал о том, что великих душ гораздо больше, чем принято полагать.— Еланский помолчал и стал набивать трубку.

— Я не верю, что это та самая картина,— наконец выдавил из себя Маслов.— Не могу поверить...

— Но почему? — с усмешкой спросил Еланский.— Разве это так уж невероятно?

— Совсем не важно, Ренуар это или кто-то другой,— вмешался я. Мне хотелось хоть немного успокоить Маслова.— Какое значение, собственно говоря, имеет имя, если вам нравится картина? Допустим, «Войну и мир» написал не Толстой. Разве книга станет от этого хуже?

— Да, но если один писатель обворовывает другого, то его судят за плагиат,— возразил Маслов.

— Кульчицкий не был плагиатором,— тихо сказал старик.— Он не снимал копий. Это был не преступник, а больной, потерявший свое лицо. Он был очень талантлив и подавал надежды. Но в Париже достаточно талантов. Они никогда никого не интересовали: у них не было имени. А сделать имя в Париже было трудно, почти невозможно. Большинство этих талантов постепенно спивалось, так и не успев создать ничего путного. Только немногие находили в себе силы для борьбы. Но побеждали они редко... Кульчицкий был талантлив и, как всякий слабый человек, жадно желал славы. Он пошел ради нее на все. К первым подделкам он относился как к средству обратить на себя внимание. Но быстро понял, что буржуа не любят быть обманутыми. А потом, не желая обманывать других, он начал с того, что обманул себя. Он решил не терзаться мучительным вопросом: «Зачем я существую?» Раз в этом мире честностью невозможно ничего достигнуть, значит, надо забыть о честности. И Кульчицкий забыл о ней. Он успокаивал себя мыслью, что таким образом мстит толпе. На самом деле его тщеславию льстила и такая слава...

Он превосходно воспроизводил чужую манеру и рисунок. Он научился даже думать и чувствовать по-чужому. Слишком хорошо научился... и поэтому потерял себя.

Несколько месяцев он был Эль-Греко. Его окружали те же видения, те же образы. Он испытывал те же страдания и надежды. Потом он становился кем-то другим. И самое страшное, что становился непроизвольно, незаметно для самого себя. Он обогатил Лазили, а сам все ходил в своем сюртуке, напоминая обнищавшего шарманщика.

— Судя по картине, это был действительно талантливый человек,— сказал я.

— Если это не Ренуар,— хрипло возразил Маслов,— то я сдам картину в комиссионный.

— Не могу припомнить, где я читал про такой случай.— Еланский набил трубку и сердито задымил.— По улицам какого-то египетского городка шла безумная женщина, держа в одной руке горящий факел, а в другой — кувшин с водой. «Я хочу поджечь небо и залить этой водой ад,— кричала она,— чтобы люди любили бога бескорыстно!»

— Что вы хотите этим сказать? — хмуро спросил Маслов.

— Будь моя воля,— не отвечая Маслову, продолжал старик,— я запретил бы указывать в музеях, да и не только в музеях, кому принадлежит то или иное полотно. Пусть люди любят искусство бескорыстно.

Мне приходилось встречать в музеях людей, равнодушно проходящих мимо картин Рембрандта. И в этом не было ничего плохого. Отвратительно было то, что, узнав, кому принадлежат эти картины, они возвращались. Возвращались, чтобы выразить свое восхищение!

Не только художник подражает художнику. Зритель тоже подражает зрителю. А подражанием развивать вкус нельзя.

Мы долго молчали...

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• 4
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.