«Избери путь ее…»

— Тут — нет, но...

— Вы говорите «Любить». Но что вы можете знать о любви матери и дочери, любви, в которую не вмешивается мужчина, не привносит ревности и боли? Разве не трогательна любовь девушки к своим маленьким сестрам?

— Вы не понимаете... — с тоской прошептала я. — Как вы можете понять любовь, живущую в самом сердце, определяющую все ваше существование!.. Любовь, которая везде, во всем!.. Она... она может ранить, приносить страдания, но она может сделать вас счастливее всех на свете!.. Она может превратить пустырь в цветущий сад, простые слова сделать музыкой! Нет, вам не понять... ведь вы не знаете... не можете... Господи, Дональд, родной, как мне рассказать ей о том, что она не может даже представить!..

Возникла неловкая пауза. Наконец она проговорила:

— Ваша реакция женщины той эпохи сейчас вполне естественна... Но постарайтесь понять и нас: стоило ли отказываться от нашей свободы, от нашего Возрождения и вновь вызвать к жизни тех, кто превращал нас в полуживотных?

— Как вы не можете понять!.. Только самые малоразвитые мужчины и женщины, самые тупые, лишенные интеллекта, «воевали» друг с другом. В основном мы были любящими парами, из которых и состояло наше общество.

— Моя дорогая, — улыбнулась она, — вы или поразительно мало знаете о собственном мире, или... Словом, те «тупые», о которых вы говорите, представляли собой подавляющее большинство. Ни как историк, ни как женщина, я не могу согласиться с тем, что мы должны были вновь воскресить, реанимировать прошлое. Примитивная стадия нашего развития навсегда канула в Вечность, и настала новая эра в цивилизации. Женщина, венец и основа всей жизни, была какое-то время вынуждена искать мужчину для продолжения рода. Но время это кончилось. А вы, дорогая. хотели бы вновь восстановить этот бессмысленный и опасный процесс исключительно для сохранения сентиментальной шелухи? Не буду скрывать, что кое-какие из второстепенных, м-мм, удобств мы утратили... Вы, наверное, вскоре заметите, что мы менее изобретательны в механике и лишь скопировали то, что давно было изобретено мужчинами. Но нас это мало беспокоит, так как мы занимаемся в основном биологией и всем, что с ней связано. Возможно, мужчины научили бы нас передвигаться в два раза быстрее, или летать на Луну, или искусно и массово истреблять друг друга, но за знания подобного рода не стоит платить возвратом к рабству. Нет, наш мир нам нравится (за исключением ничтожного числа Реакционисток)... Вы видели Обслугу — они немного суетливы, но разве среди них есть печальные, горестные лица? А Работницы, которых вы называете амазонками, — разве они не пышут здоровьем, красотой, радостью и силой?

— Но ведь вы их обкрадываете! Вы украли у них право иметь детей!.. Не стоит заниматься демагогией, моя дорогая. Разве ваша социальная система «не обкрадывала» точно так же незамужних женщин? И вы не только давали им это чувствовать и знать, вы создали на этом всю структуру общества. У нас же иначе: Работницы и Обслуга просто не знают, и их нисколько не гнетет чувство неполноценности. Материнство — функция Мам, и это для всех естественно.

— Вы же обокрали их! Каждая женщина имеет право любить!

Впервые за время нашей беседы я почувствовала ее раздражение.

— Вы продолжаете мыслить категориями своей эпохи, — довольно резко оборвала она меня. — Любовь, о которой вы говорите, существует исключительно в вашем воображении — ее придумали! Вам никогда не приходилось взглянуть на этот вопрос с другой стороны? Ведь вас, лично вас, никогда открыто не продавали и не покупали как вещь. Вам никогда не приходилось продавать себя первому встречному просто для того, чтобы прокормиться. Вам не приходит в голову поставить себя на место одной из тех несчастных, которые на протяжении веков корчились в агонии, подыхали, насилуемые завоевателями, а то и сжигали сами себя, чтобы избегнуть подобной страшной участи? Или тех, кого заживо хоронили с усопшим супругом... Или тех, кто всю жизнь томился в гаремах... Вот она — изнанка Романтизма. И так продолжалось из века в век, но больше никогда не повторится, это кончилось, однажды и насовсем. А вы пытаетесь меня убедить в том, что нам следовало бы вернуться к прошлому — выстрадать все заново...

— Но большинство из того, о чем вы сейчас говорили, было прошлым и для нас... — попыталась я возразить, — мир становился все лучше...

— Вы полагаете? — усмехнулась она. — Может быть, наоборот — мир стоял на заре нового всплеска варварства и вандализма?

Если от зла можно избавиться, отбросив с ним все добро, то что же остается? Что осталось?

— Очень многое. Мужчина олицетворял собой начало конца. Мы нуждались в нем... да, он был нужен — лишь для того, чтобы рождались дети. Вся остальная его деятельность приносила миру лишь горе и страдания. Теперь мы научились обходиться без него, и нам стало гораздо легче жить.

— Значит, вы убеждены, что победили... саму Природу?

— А-а, — она досадливо тряхнула головой, — любое развитие любой цивилизации можно назвать «победой» над Природой. Или насилием над ней — вы ведь хотели произнести это слово, дорогая? Но, скажите, разве вы предпочли бы жить в пещере, чтобы ваши дети умирали от голода и холода?..

— Но есть же какие-то незыблемые вещи, которые нельзя менять, ибо на них... ибо в них состоит... — я пыталась подобрать слова, но она неожиданно прервала меня.

На поляне перед коттеджем замелькали длинные тени. В вечерней тишине слышался хор женских голосов. Несколько минут мы молчали, пока пение не начало затихать и отдаляться все дальше и дальше, замирая вдалеке.

— Как прекрасно! — с блаженной улыбкой вымолвила моя собеседница. — Ангелы не спели бы лучше! Это наши дети, они счастливы, и у них есть на то основание: они не вырастут в мире, где пришлось бы зависеть от злой или доброй воли мужчины, им никогда не придется принадлежать хозяину... Вслушайтесь в их голоса!.. Дорогая, почему вы плачете?