Недавний гость и участник 1 съезда советских писателей Теодор Пливье - немецкий пролетарский писатель, бывший матрос. Им написаны романы о германском революционном движении «Кули кайзера» и «Кайзер ушел, генералы остались».

Мой отец родом из Амстердама. Вопреки традициям своей семьи (дед его, отец и все остальные родственники ходили в море) он обучился ремеслу. После странствий по Германии он пришел в Померанию, где работал насекальщиком и женился на дочери мастера. Потом он завел в Берлине небольшую мастерскую.

В памяти остались невероятно большие тиски и набор странных молотов, которые валялись среди всякого барахла у нас на чердаке, и вырезанная из дерева модель фрезерной машины - изобретение, ради которого отец жертвовал всем своим временем и энергией, а под конец пожертвовал и самой мастерской. Но это было до меня. Я знал уже человека, который с рассветом уходил на работу и возвращался вечером с пустым кофейником подмышкой, - это был отец. Он не ожидал больше ничего для себя и не хотел ничего знать обо всем остальном мире. Пролетарий, чуждый социальным устремлениям своего класса, чужой среди товарищей по работе, замкнутый и молчаливый дома, он по вечерам сидел у окна, читал газету, изредка делал глоток из бутылки с водкой и почти не вмешивался в споры, которые не могли не возникать в семье из восьми человек, ютившейся в тесной квартире. Я помню, как в воскресенье, утром, в одном жилете он без конца ходил из угла в угол по кухне. А из песен, которые он иногда напевал при этом, в моей памяти осталась одна:

«Ах, капитан мой дорогой,

Зачем увез меня с собой?

Мой путь на Амстердам лежит,

А я в Берлин попал!...»

Я родился в Берлине в 1892 г.

С двенадцати лет я начал работать, сначала днем, после школы, в подвалах рынка в Веддинге, а потом - мальчиком на побегушках. В последние полгода перед окончанием школы я помогал отцу, который снял гардероб в цирке Буша, после того как не смог больше работать по своей профессии. Когда подагра приковывала отца к постели, я замещал его и приносил ночью домой две - три марки дохода. После окончания школы я хотел уехать с одним укротителем зверей; все было уже решено, но воспротивилась мать. Потом я хотел стать живописцем - мать снова высказалась против. «Все они голодают», - заявила она. Наконец, я начал обучаться на каменщика. Это продолжалось три года. В шестнадцать лет я убежал из дому.

До этого я прочел много книжек об индейцах, прочел Карла Майя, Максима Горького, морские приключения и несколько томов всемирной истории. Когда я обежал из дому, я как раз остановился на книге Фридриха Ницше «Так говорил Заратустра». Я спал на чердачных лестницах и везде, где попало. Днем я сидел в читальне королевской библиотеки в Берлине, поглощал всевозможные книги и пытался писать драму о Христе. К счастью, это продолжалось недолго. Нельзя все время жить булками из чужих сумок.

«Права, которые можно захватить силой, не следует принимать в подарок», - прочел я у Ницше. И вот однажды ночью я пошел по направлению к Потсдаму. В руке у меня был камень, которым я хотел кого - нибудь убить, чтобы потом ограбить. Я встретил нескольких: у первого как будто бы не было денег, другой был не по моим силам. В стороне, под деревьями, никого не было, а на шоссе меня пугал свет автомобильных фар. Я дошел до Потсдама и проспал остаток ночи под железнодорожным мостом. На следующий день недалеко от Бердера я нашел работу по сбору вишен. Четырнадцать дней днем и вечером я получал горячую пищу. Потом я побрел дальше. Через Лейпциг и Мюнхен я добрался до Вены.

Затем я попал в Будапешт.

С женщинами до сих пор я почти не имел никакого дела. Я сошелся с женщиной первый раз тринадцатилетним мальчишкой в подвале рынка в Веддинге. В Будапеште я опять встретился с женщиной. Она была из Фиуме, жила на улице Караньи, в «подворье». В то время как она бродила по улице в поисках мужчин, я сидел в ее комнате за недописанной в Берлине драмой о Христе... Зияющая пропасть между учением Христа и нашим «христианским» обществом производила на меня громадное и возбуждающее впечатление.

Девушке из Будапешта я был не нужен: для сутенера я был слишком молод, а ждать гонорара за мои сочинения она тоже не могла - мы разошлись без труда. Это просто и бесшумно произвела полиция.

Четыре недели я сидел в тюрьме. В камере находилось сорок человек; здесь были представлены все Балканы. Мы дрались из - за супа, который давали нам через каждые двадцать четыре часа, а ночью - из - за одеял. Я изъявил желание видеть германского консула. Моя молодость произвела некоторое впечатление на консула, а также на пару, совершавшую свадебное путешествие и случайно находившуюся в его комнате. Казалось, все шло хорошо, и консул был готов ходатайствовать за меня, но... все испортил окурок в пепельнице.

Вместе со мной в камере сидел человек, арестованный за вскрытие денежного сейфа. По улице нас везли в одном автомобиле. Очевидно, он был фанатиком справедливости. Во время поездки он горячо осуждал несправедливость всего мира и особенно несправедливость директора тюрьмы.

«Я потребовал, чтобы меня допустили к нему, - рассказывал он. - Я сказал ему всю правду, но он поверил сторожу, а не мне. Тогда я схватил чернильницу, стоявшую на столе, и стукнул его по голове, прямо по голове!.. И вот за это меня везут на допрос!»

Когда машина остановилась, он попросил у кого - то на улице немного табаку. Кто - то из зевак протянул к решетке окна папиросу, а когда заключенный почти дотянулся до нее, отнял обратно. Я никогда не слышал, чтобы человек мог издать такой вопль. Он зашатался и кинулся на решетку с такой силой, что машина покачнулась на рессорах. Когда мы поехали дальше, у него на губах стояла пена. Немного спустя он спросил:

- Куда тебя везут?

- К консулу.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.