Штрихи к портрету балерины Людмилы Семеняки
Вчера вечером она была Ширин... И каждое па ее стремительного танца было проникнуто тем чувством вознесения, из которого творятся любви.
Вчера вечером она была Ширин... И казалось, что именно этот ее дробяшийся, рассыпающийся на белые лепесточки танец вдохновил восточного мудреца строки об «одержимом любовью»:
Что скажите, павлинья стоцветная роскошь ему.
Если он лебединой не может найти красоты?
Ради прихоти женской он примет обет нищеты.
Длится танец, и обет нищеты принимают и дворцы, отрекающиеся от своей ценности, и яркие жемчужи¬ны-светильники, утрачивающие свое сияние. А люди в зале в этот миг готовы отказаться от всего - ради той самой лебединой красоты, которая представляется им божественной «прихотью женской»...
Каждое новое па уничтожает предыдущее. В танце в трагическом единстве сосуществуют рождение и смерть, обретение и утрата, радость и печаль
В реальной жизни это единство замечаешь по прошествии лет, месяцев, дней. В танце оно открывается сразу. Но, разумеется, только в том случае, если балерина сумеет передать нам это чувство вознесения, заставив нас удержать в своем сознании совершенную последовательность ее образов, которые, отделяясь от нее, с каждыми мгновением ускользают в прошлое.
Когда я вспоминаю Людмилу Семеняку. я испыты¬ваю это чувство и ощущаю, что развивается оно по тем же законам, что и мелодия.
Потому что вчера вечером она была Ширин...
Какой она будет сегодня, предугадать трудно. Любое впечатление, воспоминание, ощущение может мгновенно изменить ее. Надолго она подчиняется только мелодии. Потому что она балерина, то есть актриса, управляемая музыкой.
Однажды Людмила сказала:
– Слышать... Какой удивительный дар! И добавила:
– Слышать музыку.
Произнеся это, она в ту же секунду испытала потребность уравновесить слишком уж «возвышен¬ные» слова какой-нибудь озорной выходкой. Случай представился тут же.
Мы должны были пройти за сценой, где в это время исполнялась опера. И Людмила вдруг запела нечто оперно-пародийное. Взглянула на меня и. наслаждаясь ужасом, написанным на моем лице, рассмеялась
– Ну что вы испугались? Там все равно ничего не слышно.
И, забыв об опере, продекламировала Пушкина:
...она,
одной ногой касаясь, пола,
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.