Труд актера, как принято говорить, каторжный. Ежедневные репетиции, тренажи, потом* по 100, 200, 300 раз говорятся одни и те же слова, повторяются одни и те же мизансцены. Приходится много ездить, летом оказываться в жарком Ташкенте, зимой — в Южно-Сахалинске. Беречь голос и работать в огромных залах без микрофонов, болеть и не знать, что такое не прийти на спектакль даже при высокой температуре, при простуде. Но это труд, который оплачивается истинной зрительской любовью, хотя есть и такая «любовь», когда раздаются бесчисленные звонки по телефону, вторжение в личную жизнь, подчас беспочвенные упреки по поводу той или иной роли (известным актерам часто приходится менять номера телефонов, изымать адреса из справочников), ибо появление актера на экране кажется иному зрителю достаточным поводом для всего этого.

Актеры доверчивы, они легко верят комплиментам и упрекам и болезненно переживают последние. И часто в жизни мы видим не его самого, а только одну из масок, за которой он прячется от нашего зрительского любопытства и суда.

«В детстве я мечтала о балете. Папа привел меня в училище, но там меня «забраковали», сказали, что, во-первых, я высокого роста, во-вторых, у меня нет «подъема», в-третьих, что-то не гнется и поворачивается «не в ту сторону», в-четвертых, нет актерских способностей, а в-пятых... балет мне загубит жизнь.

Папа решил жизнь мою не губить, и в балетное училище меня не отдали. Спустя какое-то время после этого визита папа прислал мне письмо, в котором говорилось: «Поскольку ноги у нас с тобой похожи, то я обиделся на свои и уже две недели с ними не разговариваю...»

Моя актерская судьба началась почти случайно. Меня привели на «Мосфильм» по просьбе режиссера Птушко, который уговорил мою маму разрешить мне сниматься, чтобы продолжить имя Александра Николаевича в искусстве. Когда Птушко рассмотрел меня повнимательней, он ужаснулся: я была похожа на спортсмена-подростка. Но раз меня привели на студию, то решили все-таки попробовать. Гример увлеклась моим лицом и сделала из меня Ассоль. Так что я этой своей ролью должна быть благодарна искусству гримера».

В фильме «Алые паруса» с Анастасией Вертинской работала блестящая характерная актриса Серафима Бирман.

«Показывая мне, как лучше сыграть Ассоль, она брала ведро вместо корзины, снимала туфли (а у нее был 40-й размер ноги), долго смотрела в одну точку, потом срывалась с места и с ведром в руке гигантскими шагами передвигалась по кабинету с криком: «Я здесь, Грей!» Большего несоответствия с Ассолью невозможно было себе представить. Я сползала под диван от смеха, но все-таки была очень благодарна Серафиме Германовне. Эта великая актриса была моим первым учителем.

Она меня ругала и за Ассоль, и за «Человека-амфибию». Единственный фильм, за который она меня похвалила, — «Гамлет», тогда она сказала, что не ошиблась во мне, хотя во время работы над «Алыми парусами» проклинала ситуацию, которая нас свела, и уговаривала маму развернуть меня в сторону от кинематографа».

Сегодня, если посмотреть этот фильм, запоминается только одно: красивые раскосые глаза Анастасии Вертинской и неудержимая улыбка, видимо, от радости по поводу собственной судьбы. 15-летняя актриса была зажата перед камерой, но, безусловно, эта роль явилась первой актерской школой. У Анастасии Вертинской остались добрые о ней воспоминания, так как это была встреча с Александром Грином, с романтическими героями «Алых парусов».

«Помню, как в бухту в Коктебеле вошел корабль под парусами из алого шелка. Все побережье сбежалось смотреть на это зрелище: ясное небо, солнце, легкий ветерок, слегка волнующий алые паруса, синее море, корабль мчит, как стрела, мимо камеры».

В фильме «Человек-амфибия» Анастасия уже чувствовала себя свободнее. Павильон стал спортивной площадкой, где можно было проявлять увлечение спортом. Актриса участвовала в подводных съемках, прыгала с корабля, не разрешая дублерше делать это вместо себя. Но и этот фильм не стал достаточно серьезной работой. Первой встречей с настоящей драматургией и настоящей работой стал «Гамлет». Режиссер фильма Григорий Козинцев — знаток Шекспира и талантливейший человек. Партнерами Анастасии Вертинской оказались такие высокие мастера своей профессии, как Иннокентий Смоктуновский и Михаил Названов. Они помогали начинающей актрисе, помогали оправдывать тот риск, который совершил Козинцев, выбрав ее на роль Офелии.

Козинцева поразило лицо Анастасии Вертинской в гриме Офелии. Он говорил, что после кинопробы уже не мог воспринимать в этой роли ни одну актрису. Офелия Вертинской словно сошла с полотен Боттичелли. Впервые тогда поняла Анастасия, что «актер — магическая профессия».

После съемок возникло желание овладеть этой профессией, хотя, казалось бы, есть уже известность, есть приобретенный опыт. Анастасия поступает в вахтанговское театральное училище. Здесь нет публики, можно ошибаться, можно играть все, что захочется: Джульетту, Анну Каренину, Нину Заречную, — даже если ты совершенно не подходишь к этим ролям. Словом, после суровых будней раннего кинотруда пришла творческая раскованность. В тот период Анастасия увлеклась характерностью, пробовала себя в разных жанрах.

Но во время учебы были и съемки, тот же «кинотруд»: «Война и мир», «Анна Каренина», а на драматической сцене — главная роль в «Принцессе Турандот» в театре имени Евг. Вахтангова. Рисунок роли рассчитан на первую исполнительницу — легендарную Цецилию Львовну Мансурову, он сочетал в себе женственность и нервность, четкость и экстравагантность, которые повторить не могла полностью ни одна актриса.

«Я играла Турандот, прислушивалась к своему голосу и поражалась, до какой же степени он бездарный. Такое мое состояние вылилось в решение: я поняла, что оставаться в этом театре мне нельзя. Мне надо было еще многому учиться. Тогда-то я встретила на улице Игоря Квашу из «Современника», с которым была немного знакома, и спросила: «Скажи, пожалуйста, Игорь, можно ли показаться у вас в театре?» Игорь сказал, что испытывает ко мне самые дружеские чувства, но показываться не рекомендует... Я заколебалась, но потом решила рискнуть и показалась».

«Современник» был подлинно демократическим театром. Все решалось «коммуной». Любой член труппы имел право голоса. Шли бесконечные диспуты, от которых невозможно было оторваться. Показываться мог всякий. На показе обычно присутствовала вся труппа — известные молодые актеры. Это производило парализующее действие: судьи казались монолитом строжайших лиц. Анастасия Вертинская прочитала отрывок из «Антигоны» Ануйя.

«Ефремов попросил меня почитать еще что-нибудь, я в отчаянии прошептала, что у меня больше ничего нет. «Ну хорошо, — сказал он мне, — вы свободны». Когда весь поток показывающихся прошел, мне объявили, что я принята».

«Современник» жил демократическими принципами, но и своими собственными традициями. Только после двух лет массовки можно было рассчитывать на роль. В массовке выходили и Табаков, и Толмачева... Считалось, что артист не должен гнушаться массовой сценой: сегодня ты в массовке, завтра — в главной роли. Таков был девиз «Современника».

За 12 лет работы в театре Анастасия Вертинская сыграла большой репертуар: комедийные, драматические, трагические роли в классических и современных пьесах.

Учителем своим она считает Олега Николаевича Ефремова.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.