Я не рискнул ответить за обоих, но вопрос был задан, и это была вынуждена сделать Нина.
– Придем, – сказала она сухо.
Я понял, что помилован, и с легким сердцем пошел проводить Вадима.
– Ну будь, старик, – сказал он, усаживаясь в свою «Каравеллу». – А с магнитофоном не чуди. Магазинов тебе мало? Если что, я помогу. Подберем подходящий.
Я помог ему поместить костыли на заднее сиденье, и «Каравелла» тронулась с места.
Еще с минуту я обозревал окрестности, но ничего достойного быть отраженным в рапорте не приметил. Разве что швейцара, мирно клевавшего носом у входа в гостиницу, да бесшумно мигавший над его головой магический кубик.
Не стану описывать своего возвращения – это тоже не для отчета. Скажу только, что Нины во дворе уже не было, а когда я, взбежав по ступенькам, переступил порог, на моей шее сплелись две женские руки. И еще скажу, что именно в ту секунду впервые почувствовал себя по-настоящему свободным. Мне даже показалось, что это ощущение не покинет меня никогда.
Проснулся я поздно, но никаких угрызений совести по этому поводу не испытывал.
За окном вовсю светило солнце, пели птицы, и мир представлялся до удивления простым и понятным. Я стал думать о будущем. Нужно ли говорить, что оно виделось мне исключительно в розовых тонах и не иначе как под аккомпанемент знаменитого марша Мендельсона, хотя, признаться, это не самое любимое мое произведение, уж больно оно помпезное.
Само собой, при первой же возможности мы уедем из этого дома, переберемся в гостинку с душем, двухконфорной плитой и видом на... Собственно, не так уж важно, куда выходят окна нашего будущего жилища – на море, горы или на пальмовую рощу, важно, чтобы тамошний пейзаж не портили подонки типа Стаса и его подручных. Сейчас само их существование казалось нелепым и противоестественным.
А может, их действительно нет? Может, я и впрямь видел сон – дурной сон. за которым, как водится, наступило пробуждение?
Еще немного, и я бы окончательно поверил, что так оно и есть, но тут взгляд случайно упал на висевшую у двери сумку. Внутри лежал магнитофон и кассета, и, как ни грустно было расставаться с мечтой о всеобщей гармонии, пришлось срочно опускаться на грешную землю.
Там. на улице, нас наверняка уже поджидали люди. в существовании которых я имел глупость усомниться. Они, конечно, не сон и не плод воображения. Им наплевать на все, что дорого мне, Нине, девчонкам, с которыми она спорит на комсомольских собраниях, людям, живущим здесь и приезжающим сюда на отдых. У них свои проблемы, у этих джентльменов из «Страуса». Я и раньше встречался с ними, хотя до сих пор как-то не принимал всерьез. В подъездах и закутках магазинов они выглядят в общем-то безобидно: ну, мелкий спекулянт, ну, сдерет лишку, зато достанет нужную вещь – дело вроде житейское. Но, видно, таково свойство дармового рубля: погоня за ним рано или поздно приводит к насилию.
Понадобилось пройти весь путь от «сходняка» до гостиничного холла, чтобы очевидной стала связь между «маленьким бизнесом» и двумя убийствами. Смерть Кузнецова была прямым и, пожалуй, закономерным итогом отношений, которые связывали его с компанией из «Страуса». Так же, как и смерть Герася.
Симаков сказал, что у меня слишком мало исходных данных. Наверно, он прав. Я не знал, кто ждал Кузнецова за дверью бухгалтерии, кто пришел с ним на пляж, кто сидел за рулем автомашины. Но у меня скопилась изрядная информация о самом Кузнецове. Это был уже не тот безликий манекен, с которым я повстречался однажды вечером.
Кто же он? Преступник? Или потерпевший? О чем думал и чего хотел? Что любил и что ненавидел?
Вопросы остались прежние. Иными были ответы.
Одно время я считал, что он стал жертвой хорошо организованного преступления. Потом ударился в другую крайность, решив, что мы имеем дело с преступником-одиночкой. И лишь теперь начал понимать, что истина находится где-то посередине.
Не случайно при всей несхожести отношения к покойному все, кто мало-мальски знал Сергея, подчеркивали его увлечение тряпками. Конечно, сами по себе вещи не могут быть опасными, но в данном случае правильней, наверно, говорить не об увлечении, а о болезненной страсти, в которую со временем переросло у него нормальное и вполне понятное желание красиво и модно одеться.
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.