Да, 1812 год обеспечил ему историческое бессмертие, но предстояло прожить еще двадцать семь лет обычной жизни, обеспеченной, но не слишком удачливой. И хотя он дошел с русской армией до Парижа, командуя уже гусарской дивизией, надежды «повторить Суворова» оказались иллюзорными. «Грехи молодости» и независимый, откровенный характер, не терпящий бессмысленной армейской муштры на прусский лад, стали непреодолимыми препятствиями в эпоху злопамятных царей-германофилов Александра и Николая.

Неудовлетворенный своим положением в армии, честолюбивый Денис Давыдов вынужден был в 1823 году в чине генерал-майора уйти в отставку. Прижизненная слава его была велика, но она не могла удовлетворить его полностью так же, как и литературная деятельность. Недаром в автобиографии, написанной от третьего лица, поэт так отзывается о своих стихах: «Они были писаны на привалах, на дневках, между двух дежурств, между двух войн; это пробные почерки пера, чинимого для писания рапорта начальникам, приказаний подкомандующим».

В этих словах, конечно, изрядная доля кокетства. И все же следует признать, что главным своим занятием Давыдов считал военное поприще, которое ему пришлось преждевременно оставить...

Последние двадцать лет жизни Денис Васильевич больше занимался литературой. Подготовил и выпустил в 1832 году свой первый поэтический сборник, но стихи писал так же редко, как и в дни гусарской молодости. Гораздо больше времени у него занимали военно-исторические сочинения, в которых вновь оживал славный 1812 год. Пушкин в те годы недоумевал, как «мог унизиться до прозы увенчанный музою поэт». Но пройдет всего лишь несколько лет, и его самого неумолимо потянет к прозе...

14 декабря 1825 года — рубеж в жизни русского общества. Логика исторического развития должна была привести на Сенатскую площадь и Пушкина, и Дениса Давыдова. Но один находился в деревне в ссылке, другой замкнулся в Москве в тесном семейном кругу. Мы не знаем по документам, как отнесся Давыдов к этому событию и к столь жестокой для русских нравов расправе над побежденными. Вероятно, он их жалел, сочувствовал им. Многие из его друзей оказались там, а любимый кузен Василий был приговорен к вечной каторге... Но сам он уже не был прежним вольнодумцем. Отказавшись в свое время присоединиться к заговорщикам, он теперь «поправел» вместе с обществом. Примирился он и с самодержавием, по крайней мере внешне. Участвовал в русско-персидской войне 1826 года, затем вновь на покое, до 1831 года, когда за участие в подавлении польского восстания он получает два ордена и некогда вожделенный чин генерал-лейтенанта. Но к тому времени его менее даровитые сверстники ходили уже в фельдмаршалах. Несмотря на свое отступничество, Давыдов среди раболепных царских генералов николаевской эпохи оставался «белой вороной». И он снова уходит в отставку, в полную комфорта и ленивого спокойствия помещичью жизнь, с ее неспешными сытыми обедами, с горячащей кровь псовой и ястребиной охотой, с романтически приукрашенным провинциальным флиртом... Правда, сохранялись еще литературные связи со столицами, и светлые порывы юных лет нередко еще волновали душу.

Денис Давыдов занял в нашей истории и культуре особое, неповторимое место. И не только благодаря 1812 году, хотя, по его же словам, в этот год он навсегда «врубил свое имя». В восторженных стихах, выражая чувства благодарных современников, Николай Языков писал Денису Давыдову:

Много в этот год кровавый,
В эту смертную борьбу
У врагов ты отнял славы,
Ты — боец чернокудрявый
С белым локоном на лбу!..

Царские любимцы, вроде дослужившихся до фельдмаршалов Паскевича и Дибича, не могли «обойти» Дениса Васильевича Давыдова в памяти народной. Уже при жизни он стал национальным героем.

Рассказ о нем хочется закончить одним старинным отзывом. 157 лет тому назад в рецензии на первый сборник стихотворений Дениса Давыдова журнал «Московский телеграф» писал: «Имя Дениса Васильевича Давыдова знакомо всем любителям Поэзии Русской. Но с известностью поэта он сумел сочетать и другую, не меньше лестную известность образователя партизанской войны в 1812 году. Оба сии права, на поэтическую и военную славу соединились в умах соотечественников и сделали его давнишним любимцем публики».

Не может не вызвать восхищения этот лихой наездник, одинаково уверенно державшийся и в седле резвого донского скакуна, и на спине капризного Пегаса.

• Страницы:
• предыдущая
• 1
• 2
• 3

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.