Гришка

- Ага. Мы с Гаврюшкой бегали.

- Много хат сгорело?

- Зачем хаты? Хаты все целые. Панский дом горел.

- Подожди. Как ты говоришь?

- Я говорю: панский дом. Хорошо горел!

- Да что такое?

- И солома, и конюшни, и клуни. Все начисто.

- Ай-ай-ай! - задохнулся Пивоваров. - Лошади там какие замечательные! Сгорели?

- Нет, зачем? Лошади нет. Лошадей мужики развели. Лошади у мужиков теперь. И машины. И так еще. Организованно!

- Ай-ай-ай!

- А чего? - оглянулся Гришка. - Мужики сказали: удрали паны в город, пускай там и сидят: и им спокойнее, и нам без хлопот.

Пивоваров почему-то до самого дома не сказал больше ни слова. Гришка чмокал, чмокал на жеребца, то натягивал вожжи, то отпускал, несколько раз оглянулся: непривычно для него было это молчание. Расстроился хозяин, видно, а может, и что-нибудь другое...

IV

На вербах уже ничего не осталось, а на замостье серая жижа закрыла и булыжники и ямы. Жеребец шел злой, шатался на ямах, спотыкался.

В городе возле управы стояла полусотня казаков. Откуда они взялись и для чего торчали в городе, никто не знал. Говорили, что из этой полусотни будет сделан новый какой-то полк. Правда или неправда это, никто не знал, а казаки гуляли по улицам и ухаживали за девчатами.

Едучи на станцию, Гришка думал о казаках. Он тоже не прочь был сесть на коня и надеть черкеску.

Но это было не самое главное.

Самое главное было другое: в Петрограде Ленин выгнал Керенского, большевики взяли власть.

Пивоваров, как услышал об этом, так и полетел в губернию. А чего ему летать, если и так все напечатано в газетах подробно?

На станционной площади Гришка насчитал человек двадцать из команды выздоравливающих. Они гуляли по площади, заглядывали на пути, собирались по три, по четыре, болтали. С ними было несколько своих парней, миропольских. Гришка, привязав жеребца к столбику, прислушивался и присматривался к солдатам. Все говорили, что сейчас должны приехать большевики.