Предместье южного города царской России. Сквозь призму наблюдений мальчика - подростка дана картина нищеты, безысходного прозябания людей «последней черты». Автор знакомит читателя с обитателями домов терпимости, скупо обрисовывая черты «графа» - проститутки, носящей эту кличку.

Дом, в котором я провел детство, был населен блатными, торговцами, продающими свои последний скарб, небритыми парикмахерами, сапожниками, зимой и летом ходившими почти что босиком.

Двор, теснимый нищетой и вонью, стоял напротив богатой синагоги. Синагога была построена на средства богатого еврея, редактора местной газеты, русского патриота Абрама Финкеля. Напротив синагоги стоял публичный дом, туда приходили кубанские молодцы, румынские солдаты. Проститутки дали им одно имя «мамагыли», и на это слово они отвечали, как на приветствие. Когда мне было 10 лет, я спросил свою учительницу, Фани Марковну, что такое проституция. Это слово я впервые прочел не то в книжке, не то в газете и, не поняв его, я захотел получить объяснение. Учительница, девушка, нахмурила брови и негромко ответила:

- Подрастешь - узнаешь.

Я ушел к себе в комнату и, глядя в окно на большой и волнующийся мир, на пух зеленой и нежной зелени, я радовался и скорбел. Мне было радостно оттого, что мир такой большой, с небом, землею, с цветами, и было больно видеть двор, где каждый был искалечен этой же большой жизнью. Как только начинался вечер, в темный переулок на Мещанскую улицу приходили солдаты. В публичный дом приходили молодые парни, веселые, они, видимо, не задумывались, и так все вместе - и необъяснимый мир, и с детства знакомый забор, и сапожник, и блатной, и публичный дом, синагога - смешалось в моем детском сознании. Я думал, почему же это учительница, которая всегда все объясняет, на этот раз не пожелала объяснить этого слова. Случилось, однако, что без помощи учительницы жизнь сама объяснила мне это слово. Публичный дом, который стоял напротив нашего дома, ответил мне на этот вопрос. И в 10 лет, счастливом детском возрасте, о котором так много налгала литература русская и европейская, я впервые понял, что в мире властвует с одинаковой силой ложь, неравенство, нищета, которая заставляет человека продавать даже свое тело.

Однажды, когда над городом стояла февральская вечерняя теплота, к нам в комнату пришла высокая, добротная, крепко сложенная женщина, с лицом пьяницы, с крысиными глазами Ее привела моя мать. Я был потревожен, меня сняли с моей кровати, положили на пол. Я скоро уснул, а утром, проснувшись, услышал густой, тяжелый храп незнакомой женщины. Мать моя предупредила меня:

- Ну, Левочка, будь тихий, не шали, эта женщина «граф», она приехала из Польши, и ей нужно отдохнуть, она в городе никого не знает, она отдохнет у нас, и мы, Левочка, заработаем на хлеб.

Если бы мне сказали, что такое сапожник, проститутка, ремесленник, блатной, фраер, матрос, солдат, вольноопределяющийся, даже поручик - я бы сразу понял. Но это слово «граф» оставалось для меня холодным, и оно никак не тревожило мое любопытство. Граф, так граф, черт с ним!

Не знаю почему, но к этой женщине я даже не присматривался, а, ведь, я был жаден до людей. Однажды вечером она пришла, села на кровать, заплакала. В комнате никого не было. Имени ее я не знал. Всегда, когда она приходила, я уходил, не желая беспокоить квартирантку. Я остановился впервые около этой женщины и, глядя испуганными глазами, точно меня кто - то сбил, спросил себя неслышно: почему она плачет? А потом подошел к женщине, положил свою детскую руку на ее стареющую руку и спросил:

- Граф, граф, чего ты плачешь?

«Граф», лаская меня, поцеловала меня в голову, лоб и сказала мне:

- Маленький мой, хороший, не надо спрашивать!

Я перестал спрашивать, она перестала плакать. Потом я выбежал на улицу. Меня ожидал мой товарищ, и мы отправились вместе к морю. Вдохновенный ветер, от - чанный ветер стучался через горы, через порт, через мост в город. Небо было мрачным и тугим, а волны ходили зеленые, с белой пеной, тяжелые, бездумные и жестокие. Мы с товарищем разделись.

Усатый рыбак с фламандской картины, по имени Степа, пел:

- Ой! мое море, зачем ты так сердишься, кого ты погубишь в эту ночь? Жду я своего сына, ответь мне, море, придет или не придет он.

Голые, мы побежали навстречу светившемуся огню. Около рыбачьей хижины, близ большого костра, сидел крепкий на вид человек, лица его не видно было. Очертания лица, которые светятся даже в самую глухую непогодь, пропали, и я никак не мог разобрать, кого я вижу. Рыбак дал нам конфет, спросил, откуда мы, а потом сказал:

- А пить - то, пьете? Я ответил:

- Когда мама уходит рано на работу, часов в шесть, тогда я чаю не пью, а когда она уходит позже, я пью чай.

Мой малый товарищ - сосед почему - то молчал. Я сказал рыбаку:

- ДЯДЯ, ты же не злой, а мой товарищ тебя боится.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.