Господин Ванесс досадует: и что это ему пришло в голову делать пристройку к своему дому осенью? .Дни стали короче, к тому же политическая обстановка обострилась, ему плохо спится, – он опять нанял алжирцев, часть которых, не имея другого помещения, ночует в бараке возле самой виллы. Вилла расположена вдалеке от других домов. Так строились в прежние дни, в те дни, когда господин Ванесс вторично женился. Ему было только сорок лет, когда умерла его первая жена, Андре. И господин Ванесс вдруг понял, что уделял ей слишком мало внимания, будучи целиком поглощен делами. Правда, ему сопутствовал успех, он скопил порядочный капиталец и был спокоен за будущее. Он мог бы сказать (и любил это говорить), что не терял времени даром. Особенно пять последних лет: война и восстановление хозяйства страны немало содействовали его процветанию. Но они с женой почти не бывали вместе, хотя и любили друг друга. Андре тоже вносила лепту в их дело: они жили в городе, и, пока он строил гаражи и ангары, она хлопотала у огромной витрины мастерской модных нарядов. У Андре работали три швеи-ученицы; почти каждый год она нанимала новых, и только Ева оставалась а мастерской. Она стала подругой Андре и своим человеком в доме. Еве было тогда лет двадцать пять; она жила со стариками родителями в жалком домишке на задворках какого-то завода. Она была мечтательной, работа была явно не по ней, и жизнь, казалось, проходила мимо нее. Поэтому, наверное, она и не вышла замуж. Часто Ева оставалась по вечерам болтать с Андре, по воскресеньям приходила запросто в гости. Телевизоры тогда еще не появились, но у них была радиола с проигрывателем и множеством пластинок. Андре любила читать и приохотила Еву к чтению. До смерти Андре господин Ванесс относился к Еве дружески, .без всякой примеси какого-нибудь иного чувства. Потом она продолжала бывать в его доме и даже помогала в мастерской и магазине. А когда пришла любовь, то господин Ванесс решил по-иному устроить свою личную жизнь. Он купил участок на опушке леса, в добром километре от шоссе и ближайших городских домов, и выстроил виллу в современном вкусе, с центральным отоплением. Виллу обставили новой мебелью и устлали коврами. Ева хозяйничала, а он наладил свою работу так, чтобы пореже отлучаться из дому. Вскоре они обзавелись телевизором. По воскресеньям они уезжали на машине в дальние экскурсии, иногда в Бельгию. Осматривали соборы, ратуши, каналы, остатки укреплений, знакомились с памятниками старины в музеях. Оба они были не бог весть какими знатоками истории, но господин Ванесс все-таки разбирался в ней. Они обедали в дорогих ресторанчиках, которые тоже казались древними. Так они прожили пять лет и были безмятежно счастливы. Эти пять лет останутся для господина Ванесса лучшими в жизни.

Но последнее время господина Ванесса начало преследовать чувство некоторого разочарования. Ему всегда хотелось иметь детей. С Андре детей у него не было, и с Евой, к сожалению, тоже, хотя она и разделяла с ним это желание. С легкими и сердцем у Евы было неладно. В 1952 году, после пяти лет совместной жизни, она впервые упала без чувств. Ей надо было избегать усталости, волнений. Она стала бледнее, и по контрасту ее волосы казались еще черней, а глаза – еще больше. Это нисколько ее не портило, но господин Ванесс чувствовал, как хрупко ее здоровье. Сам он по-прежнему был крепок, жизнерадостен, любил громко смеяться, гулять, охотиться, вкусно есть, не прочь был и выпить. Теперь, находясь с женою, он испытывал какую-то неловкость, старался обращаться с нею как можно ласковее, нежнее, тем более, что его все еще не покидала надежда иметь от Евы ребенка.

И вот сейчас их ожидания как будто сбывались, быть может, слиш-

ком поздно... Доктор думал, что не ошибся, хотя еще не был уверен в этом полностью. Теперь надо еще больше заботиться о Еве; в ее положении всякий пустяк мог привести к нежелательным последствиям. Да, он не вовремя затеял перестройку виллы!

Господин Ванесс не хотел бы прекращать начатые работы, но постоянный шум раздражал Еву. Вдобавок кругом грязища, так как почва глинистая и несколько недель дождь лил как из ведра. Грузовики проложили возле виллы глубокие колеи, полные воды, как на деревенских проселках. По нескольку раз в день машины увязали, обычно на одном и том же месте – перед гаражом. Чтобы их вытащить, приходилось засыпать колеи, бросать под колеса хворост, а мотор при этом ревел вовсю. Ночью же не давало покоя присутствие алжирцев. Никак нельзя было обойтись без них на земляных работах: другие, даже итальянцы, запрашивали слишком дорого. Да и алжирцы уже не те, что прежде. Вчера под тем предлогом, что на других строительствах бастуют, они тоже прекратили работу. Узнав о том, что происходит в Алжире, они стали нахальнее, хотя и не показывают вида. Напрасно господин Ванесс успокаивает себя, говоря, что его эти события не касаются. Как-никак, он с 1925 года извлекает прибыль из этих бродяг, не считая того, сколько он вложил в цементные заводы на их родине. Настроение алжирцев явно изменилось, их недоброжелательность бросается в глаза. А разве можно спокойно жить в атмосфере, насыщенной ненавистью? Не говоря уже о том, что ночью в такой пустынной местности всегда возможна какая-нибудь пакость с их стороны...

Али один в бараке, Мохаммед и Мессауд ушли ночевать в город. Али лежит, но не спит: еще рано, только восемь часов, и ему всего двадцать лег. А может быть, ему не спится оттого, что холодно и хочется есть. Он съел ломоть черствого хлеба и яблоко. От яблока ломит зубы, а он и без того озяб и промок до костей. Он улегся, чтобы согреться, воспользовавшись одеялами Мохаммеда и Мессауда. Они донельзя ветхи и изодраны, как и его одеяло, но все-таки под ними тепло – или просто чувствуешь их тяжесть?

Глаза Али широко открыты. В бараке темно: электричество туда не провели. Чтобы осмотреться кругом, надо зажечь спичку. Но у Али нет никакой охоты глядеть на развешанные мокрые лохмотья, тяжелые от прилипших шматков глины, на дырявые башмаки, на лопаты и заступы в углу барака, хотя они и чистые: их вымыл дождь. Барак подперт по углам камнями; внизу остаются Щели, сквозь которые просачивается мокрая глина. Тюфяк Али лежит прямо на земле, у самой стенки, и не дает глине затекать под него.

Али лежит молча. Из хозяйского дома не доносится никаких звуков. Господин Ванесс уехал после обеда на своей новой машине. Али ожидает его возвращения с минуты на минуту – хозяин редко приезжает поздно. В сущности, Али доволен, что в соседнем доме нет никого, кроме хрупкой, маленькой госпожи Ванесс. Не то чтобы она была лучше Мужа: Али совсем ее не знает. Она проходит мимо алжирцев, не здороваясь, и как будто боится даже смотреть на них. Но все-таки Али чувствует себя свободнее, легче, зная, что хозяина нет дома.

Али думает... Он думает о своей стране, о своих родных, которым он посылает три четверти того, что удается заработать. Каждый франк на счету. Али экономит на всем. Лишь бы выдержать! Лишь бы не свалиться! Каждый день он стремится к одному – дотянуть до вечера и лечь. Лишний день – и то хорошо! А скоро.., скоро! Тут Али начинает мечтать о родине. Это отвлекает, помогает забыться, не чувствовать голода, сверлящего внутренности. Али – как пустая бутылка, ничегошеньки в нем нет. Али не испытывает ни слабости, ни прилива сил. Он не помнит, когда был сыт. Может быть, за его слабостью таится сила, которой он сам не знает.

Вечером Еве стало плохо. Целый час она боялась, что вот-вот «это» произойдет. Все же она не решилась позвонить доктору Феррану, думая, что как-нибудь потерпит до приезда мужа. Где это он задержался? Он никогда не возвращался домой так поздно.

Надеясь увидеть свет фар от его машины, Ева поднялась на второй этаж, откуда было видно шоссе. Потом она вздумала сойти вниз. Но не успела она поставить ногу на первую ступеньку лестницы, как «это» случилось. Ева упала с высоты, вдвое превышающей ее рост. Лишь на повороте лестницы, почти у самого ее низа, падение прекратилось, причем Ева сильно ударилась плечом о стену. Она лежала на ступеньках головой вниз; платье задралось, ноги обнажились.

Придя в себя, Ева не в силах была шевельнуться. Спина страшно болела. Ей было ясно, что она умирает. Неужели она не дождется мужа и умрет здесь одна? Позвать на помощь? Но поблизости никого, кроме алжирцев. Да и хватит ли у нее сил позвать? Несмотря на уверенность в близкой смерти, она несколько мгновений колебалась, прежде чем закричать. Наконец она осознала весь ужас своего положения и решилась.

* * *

Али почудилось сквозь дремоту, что кто-то зовет:

– Помогите!

Нет, не приснилось! Ему в самом деле послышался крик.

Он быстро вскочил; сердце его сильно билось. Поискал спички, но руки дрожали, да и нельзя было медлить. Он ощупью нашел штаны, но башмаки куда-то запропастились. Натягивая штаны, Али напряженно вслушивался, не послышится ли зов опять. Он вышел из барака босиком, осторожно открыв дверь, чтобы она не заскрипела.

Что случилось? Может быть, он проспал возвращение хозяина? Может быть, хозяйка зовет на помощь, борясь с мужем? Если это так, как поступить Али?

Быстро, но бесшумно он приблизился к дому. Тишина. Жалюзи везде опущены. Али был у входной двери, когда Ева позвала опять – тише, чем в первый раз.

– Сейчас, госпожа! – откликнулся Али.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.