Город принял!..

– У нас работа связана с азартом, с вдохновением, иногда с риском. Мужчинам нужно, чтобы на них во время работы смотрели женщины. Они становятся добрее, умнее, сильнее...

– В тебе очень глубоко сидит прекрасный первобытный человек, – улыбнулась Рита. – Тебе надо ходить не в форме, а в завернутой шкуре и носить в кобуре пращу...

– Ты так думаешь?

– Безусловно! Тебя все время манит вкус мамонтятины. Неолитные декорации, этика патриархата...

– Сколько ты слов ученых помнишь, жутко...

– Я не виновата. Помнишь, я всегда была отличница. Стыдно признаться.

– Да нет уж, ничего...

– Слушай, а парню-то, «вызовщику», достанется, видимо, крепко? Посадят, наверное?

– Нет, премию дадут! Конечно, посадят. А что еще с ним делать, дураком?

– От молодости, – тяжело вздохнула Рита. – Жалко все-таки. Он ведь... Да ты сам-то хорош был! Помнишь, как ты асфальтовый каток угнал?

– Было дело, – кивнул я покорно.

– Ко мне на четвертый этаж по водосточной трубе влез?

– Там был третий с бельэтажем, – механически заметил я. – Рита, а ты, оказывается, помнишь это?

– Помню. Конечно, помню. – Рита зажмурила глаза и неожиданно добавила: – К сожалению...

Я посмотрел на ее обручальное кольцо и спросил:

– Рита, а ты не живешь с мужем?

– Не-а. – Она хотела сказать легко, беззаботно, почти весело свое молодое, избалованное «не-а», а не получилось – вышло грустно, почти горько.

– А почему?

– Как тебе сказать? Тут коротко не объяснишь, а длинно не хочется. Скажу тебе так, если поймешь: мой муж визирует бумаги своими инициалами – «ХВ» – Хохлов Борис. Однажды в очереди передо мной стояли две его сотрудницы, врачи. Они меня не видели и говорили о своих служебных заботах, о моем муже. Ничего особенно плохого и ничего особенно хорошего они о нем не говорили, и поняла-то я не сразу, что они говорят о нем. Они называли его прозвищем. «Хлопчатобумажный», «ХБ». Я постояла немножко, а потом потихоньку ушла, сгорая от позора: нельзя было придумать ему лучше прозвища – «Хлопчатобумажный»...

Она сидела в кресле, закрыв глаза, было тихо, и мне показалось, что она задремала. Я встал и неслышно подошел к генеральной карте-плану, достал блокнот и стал делать в нем пометки к завтрашней сводке, поглядывая для памяти на необозримую электронную стену с бесчисленными разноцветными огоньками внутри рубиново-красного овала Большой Кольцевой дороги.