Голубые зарницы

Ракитин моется, сбросив жёсткую от пота майку, шумно фыркает и громко шлёпает ладонями но телу.

- Так, так, хорошо!... Один ковшичек на спину. Спрашивал, значит?

- Как жаль, что билетов не взяли, - сказала Ириша. - Вы видели эту картину, Михаил Павлович?

- Нет. Не прочь бы посмотреть, да теперь уже билеты проданы.

- Я сейчас достану, - говорит Вера, - здесь у моей подруги есть два, она что-то раздумала идти.

Через несколько минут она вернулась и из клетчатого маленького кармашка вынула два билета:

- Вот, идите.

- А вы? - спросила Ириша.

- Я видела, и мне что-то не хочется...

После ужина начальник зачитал приказ по партии о хорошей работе группы Ракитина, и, что больше всего удивило Веру, она тоже была в приказе, наравне со всеми говорилось о ней: «...вложила свой труд в стройку коммунизма». Он пожал Вере руку и сказал: «Осенью учиться, Верочка, тебя отправлю».

Когда Михаил Павлович и Ириша ушли в кино, а начальник - домой, Василий Маркович вновь уселся на брёвнах, пыхал красным огоньком папиросы и переговариваясь с паромщиком.

- Ну, как ваши полуночники? - охрипшим голосом спрашивает паромщик.

- Закончили, - весело отвечает Василий Маркович.

- Ну, ну... Мне думалось, ночевать остались. Это хорошо, что управились...

- У нас народ такой, не подведёт!

- Знаю ваш народ, считай, каждый день плаваю, голосу лишился. Вот холода наступят- не буду нянчиться. Дисциплину надо знать.

- Правильно, - замечает Василий Маркович.

- То-то... правильно... - уже смягчаясь, говорит паромщик - Да своему Ракитину скажи, что в воскресенье чуть свет рыбачить пойдём. Ждать буду.

Паромщик уходит.

Василий Маркович бросает погасшую папироску, топчет её ногой, закуривает новую, хочет что-то сказать вслед паромщику, но в свете зажжённой спички видит только стену забора. Он встаёт и начинает ходить по двору, порой посматривая на юг, где по-прежнему вспыхивают голубые зарницы.