Солнце скрылось за горизонтом, и знойный воздух неподвижно застыл над землёй. Вот и луна показалась на мутном небе, не белая, а жёлто-красная, разморённая дневным зноем. В домах настежь раскрыты окна и двери, и оттуда доносится звон посуды, звяканье вёдер, приглушённый разговор или капризный крик ребёнка.
Вера, девушка с задумчивыми карими глазами (повар, официантка, кладовщик и уборщица - всё в одном лице), сидит у плиты, смотрит, как тлеют две крестом лежащие головешки. Небольшая кухонка, сколоченная на скорую руку из шершавых досок, имеет пологую односкатную крышу и три стены, а открытой частью выходит во двор, где расположилась база изыскательской партии. Впритык с кухней стоят две палатки, в которых за длинными - во всю палатку - столами обедает партия.
Уже почти все отужинали и разошлись по домам. Вера ожидает, когда придёт задержавшийся на работе инженер Ракитин со своей группой, сидит и скучает, вспоминая родные места. Она украдкой вытирает кончиком косынки слёзы. Разве ей не обидно: весной она согласилась ехать на Дон, и вот её вместо настоящей стройки послали в экспедицию! Первое время Вера таскала ленту, через каждые двадцать метров натягивала её, втыкая в окаменелую землю стальную шпильку. Шпилька не шла, гнулась и падала на седой ковыль. Вера злилась, становилась одной ногой на ручку, другой на медную пластинку и всем телом налегала на тонкий стальной прут. Шпилька нехотя впивалась в землю. Крикнув заднему мерщику: «Поехали!», - Вера шла вперёд, всматриваясь в дрожащий маревом горизонт, шагая через чёрные трещины иссохшей земли. От ветра сохли губы, хотелось пить. В небе кружил коршун и, кажется, весь день кричал: «Пи-ить!... Пи-ить!», - отчего Вера ещё больше чувствовала жажду и усталость в теле. Но она шла вперёд, глядя на ломающуюся и прыгающую в мареве веху.
Вера слышала позади шаги Ракитина, гулкие, твёрдые. Хотя она смотрела вперёд и не видела Михаила Павловича, но чувствовала его внимательный взгляд и брала себя в руки, шагала быстрей, а то он вдруг ещё скажет: «Ну, что, девушки, устали?», - как всё равно говорил Василию Марковичу, уже старенькому сторожу изыскательской партии: «Ну, что, дедушка, устал? Посидим». Нет, она не могла допустить этого. Вера не понимала, почему на Ракитина не действует жара. Он успевает смотреть в теодолит, идти вместе с ними, мерщиками, вновь бегать к теодолиту. Попробуй только смени неверно шпильки - сейчас же заметит и не посмотрит на жару, заставит вернуться обратно и мерить снова.
Там, где стоит веха и бачок с водой, трасса канала поворачивает на юг, прямо к Дону. Вера знала, что идти оттуда веселей, потому что трасса не виляет, а идёт прямо.
Но Вере так и не удалось побывать на Дону. Ей пришлось ходить с мерщиками до тех пар, пока она не стёрла ногу. Ракитин, увидев, что девушка хромает, заставил разуться, а на следующий день приказал остаться на базе.
День Вера просидела спокойно, но утром пришла к начальнику партии и сказала: «Не в силах я сидеть, дайте работу».
Веру поставили на кухню, и теперь ей приходится возиться с кастрюлями и продуктами. Разве это работа! Она мечтала попасть на плотину или канал, где много людей и машин. Подруги пишут из деревни и всё время допытываются, где она работает: «Наверное, там у тебя очень интересно, не то, что у нас. По газетам знаем, что у вас творится». Неужели Вера будет писать, что она таскает рейку и возится с посудой? Мерять землю можно было и в деревне с землемером. Она даже сама не видела стройки, где роют землю и строят плотину. Вот сейчас Вера видит, как на юге, за Горбатой балкой, вспыхивают голубые зарницы, то короткие, то длинные, и ей становится радостно, что они так ярко освещают небо. «Там днём и ночью работают люди. Сколько туда километров? Хоть бы одним глазком взглянуть! - думает девушка. - И тогда бы можно написать хорошее, настоящее письмо, а то сиди и выдумывай, ломай себе голову, и от этого письма получаются чужими, сухими и скучными».
На такой работе только старикам сидеть. Вот, к примеру, Василию Марковичу. За палатками, у дома, на брёвнах сидит старик Василий Маркович и беспрерывно курит. Ему всё равно, где сидеть. Утром, чуть свет, он сходит на Старину, забросит удочки и будет ждать, когда запрыгает поплавок, а потом явится со своими окунями и скажет: «Доченька, почисти окуньки-то, придут с поля люди - угостишь».
В доме горит электрический свет. Склонившись над столом, с взлохмаченными волосами, с распахнутым воротом белой рубахи сидит начальник партии и что-то пишет. Порой ощупью берёт он арифмометр, придвигает к себе, шевелит губами, смотрит куда-то повыше окна, а затем ставит рычажки и крутит маленькую ручку.
Вера сидит, ждёт Ракитина, не удовлетворённая своей судьбой, и всё-таки, как бы она ни была недовольна работой, ей интересно знать, закончит Михаил Павлович сегодня трассу канала или нет. Ведь больше половины работы было сделано при ней. Начальник строительства дважды звонил по телефону и спрашивала «Как дела у нашего Ракитина?» Это тот самый начальник, который приезжал на запылённом, подпрыгивающем «газике» и расспрашивал их, кто откуда приехал, сколько кому лет и не тяжело ли им теперь здесь. А к Вере он подошёл и спросил: «Ну что, черноглазая, наверное, стихи пишешь?»
И девушка думала, что хорошо бы было, если бы начальник вновь приехал и она попросилась бы у него на плотину.
Из деревенского клуба доносятся звуки вальса. Сегодня там идёт цветная кинокартина «Сказание о земле Сибирской». У Веры замирает сердце от музыки, а может быть, и оттого, что у неё в клетчатом лёгком платьице, в кармашке, два билета: один для себя, а второй... так, на всякий случай, может, Ракитин соберётся, а билетов уже не будет.
Заслонив свет, в окно высунулся начальник партии:
- Верочка! Михаил Павлович не пришёл?
- Нет, Семён Семёнович, - грустно отвечает девушка.
- Сколько раз говорил, чтобы не приходил поздно...
- Может, у него один взгляд остался в нивелир, - и бросить работу! Как же это так? Вы сами же говорили...
- Мало ли что я говорил, нельзя же злоупотреблять! А паромщик как?
Вера уже знает, что у начальника что-то не клеится с проверкой вычислений. Он тогда придирается:
В 11-м номере читайте о видном государственном деятеле XIXвека графе Александре Христофоровиче Бенкендорфе, о жизни и творчестве замечательного режиссера Киры Муратовой, о друге Льва Толстого, хранительнице его наследия Софье Александровне Стахович, новый остросюжетный роман Екатерины Марковой «Плакальщица» и многое другое.