I

Андрей Клинков ехал в отпуск. Он молча лежал на верхней полке и смотрел на пробегающую мимо землю, где пригибалась от ветра трава. На пробе мотора, от струи пропеллера, она так же гнется и трепещет.

Следам за поездом, кренясь и ловя крылом воздушную струю, летит коршун. Андрей мысленно перевоплощается в коршуна. Вот он мягко и вместе с тем резко пошел вниз. «Набирает скорость за счет инерции, сейчас развернется», - угадывает Андрей - и коршун тотчас же развернулся в полувираже.

Понимать что - нибудь - это получать удивительную радость. Впервые это чувство Андрей испытал в школе, когда одолевал букварь. Неясные буквы вдруг прояснились и заговорили; это было удивительно: раскрыв книжку и не сходя с места, бродить по свету. Второй раз, и гораздо острей, он ощутил это на уроке алгебры: цифры и знаки имели душу. И третий - в школе летчиков, где он учился. Не на первом, не на втором, а лишь на сто одиннадцатом полете машина открылась перед ним, и он обрел сердце летчика.

Андрей приехал на рассвете.

Горизонт кутался в ядовитую пелену угольной пыли. Затхлая травка задыхалась от штыба. Ветер рвал полосами черный дым из труб лежащего в низине химического завода. Серый, безрадостный пейзаж, однако, радовал Андрея так, словно он попал на морское побережье.

Разноголосо пели гудки, вызывая в памяти образы юности; он знал наизусть каждый из них: густой, басовитый, с захлебом - шахта VIIV, двухголосая симпатичная сирена - химзавод, высокой пастушеской свирелью протяжно пропела шахта «Комсомолка». По этим гудкам он в детстве просыпался вместе с отцом.

По улицам уже шагали, спешили на работу шахтеры.

Вот и милые, обшарпанные непогодой воротца.

Андрей вошел в калитку и, согнувшись, ввалился в крохотные сени.

Земляной пол, политый водой и уже подметенный, дышал утренней свежестью, на плите трещал крышкой чубатый чайничек. В соседней комнате задвинули ящик комода (по скрипу Андрей определил, что ящик - нижний, с бельем), и мать, простоволосая, худенькая, обыкновенная, необычайная, бросилась к нему на грудь. Поглаживая ее по спине ладонью, Андрей осторожно поставил чемодан на пол.

- Здорово, батька! - приветствовал он отца через голову матери.

- И куда тебя, дьявола, выдуло так? - смеялся серыми глазами отец. - Довольно тебе, старуха, а то и шею служивому надломишь, собирай - ка на стол. Пусть - ка нашего, шахтерского попробует... Небось, отвык?

- Андрюня, - жмурясь от счастья, мать по - детски прижималась к широкой пруди сына и, смахнув концом передника слезу, полезла в сундук за сахаром.

- Гляди, гляди, - лукаво подмигнул отец, - как аэропланами изукрасила...

Крышка сундука, оклеенная изнутри вырезками из газет и журналов, напоминала стенную газету.

- А где же Ольга?

- Олюшка?.. Должна уж придти. Студенты - практиканты нынче ночью на прорыве работают, погружают уголь.

И вот Андрей опять в родной побеленной комнатушке, с тем же столом и знакомым скрипом стульев. Даже не верится, что он летал на самолете, держался за ручку и поднимался за облака. Он все тот же маленький Андрюня, который становился на стул, чтобы разыскать на комоде ножницы. А теперь комод еле - еле достает до его груди. После простора школьной казармы комната кажется маленькой.

- А к Олюшке практикант один сватается, - докладывает мать, - славный такой, из Харькова.

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• 4
• 5
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.