Голубиная любовь

Как только отбившийся от своей стаи чужак появлялся в воздухе, ребятишки бросали игру, ученики - уроки, сапожники - работу и все «тря - кали»своих голубей, чтобы одинокий чужак спустился к незнакомым родичам.

И когда чужак спускался на крышу счастливца, тот осторожно длинным шестом загонял своих питомцев в голубятню. Чужак тоже следовал за ними, ибо он знал, что найдет там пищу и воду.

Но были такие хитрые чужаки, которые не в свою голубятню не шли. Тогда их ловили удочкой - длинным шестом с проволочным крючком на конце. Им задевают голубя за лапку.

После загона чужака счастливец радостно принимался снова за работу. А неудачники сердито гоняли своих голубей по деревянной крыше. Водил голубей даже городской голова. Но на крышу лазить стеснялся. Он посылал туда дворника, а сам руководил «шуганьем»со двора. И потому, что голубей водили из поколения в поколение, в городке многие улицы носили название различных голубиных пород. Даже целый район назывался «Голубинкой». Я родился и вырос в этом районе. После революции, когда к городу подступал Деникин, я, двенадцатилетний мальчишка, считал себя самым счастливым человеком. Это объяснялось тем, что отец и старший брат ушли вместе со всем заводом на фронт и все три голубятни остались в моем распоряжении.

Я был «голубиным королем», миллионером. Под моей властью были 34 пары голубей не последнего сорта. Я сразу почувствовал себя взрослым, начал басить и даже перестал слушаться матери.

Еще недавно у меня были только четыре пары недорогих голубей, которые не умели даже прилично летать, не только делать «турмана». А тут привалило такое счастье. Утром этого необыкновенного дня я проснулся очень рано. Сойдя с крыши, на которой я спал, чтобы не украли моих голубей, я увидел шесть пар ног, обутых в сапоги, изъеденные купоросным раствором.

Я удивился и, указывая на них матери, спросил:

- Что это такое?

- Революция, - ответила она и плача стала пихать в вещевые солдатские сумки калачи домашнего печения.

И с тех пор у меня в памяти остался образ революции. Это - шесть пар сапог, изъеденных купоросным раствором.

В углу стояли шесть винтовок.

Я подошел. Потрогал ремень. Поднял винтовку, нажал курок. Винтовка выстрелила. Пуля прошла наискось сквозь крышу, не убив ни одного голубя.

Все проснулись.

Отец, еще не протерев глаза, дал мне по шее, отчего у меня зазвенело в ушах и перед глазами пошли оранжевые спирали. Я к такому обращению привык еще в типографии, где мыл керосином шрифты, и оно на меня не произвело никакого действия.

Я снова нажал курок. Но выстрела не произошло.

Как я узнал после, нужно было отодвинуть затвор.

- Не трожь, тебе говорят! - закричал отец.

Я поставил винтовку в угол. Брат и отец забрались в свои голубятни и долго сидели там, куря махорку, насыпая зерна голубям и меняя воду.

Они прощались с голубями дольше чем с матерью. Она только и знала, что плакала и пихала в сумки все, что нападет год руку: хлеб, носки, табак, носовые платки, деревянные ложки...

Отец, взяв свою вещевую сумку, вытряхнул из нее все, оставив только деревянную ложку и краюху хлеба. Не успел он отвернуться, как сумка снова была набита под завязку. Отец опять вытряхнул сумку прямо на землю у ворот в ушел быстрыми шагами.