- Доброе утро, мистер! - сказал торговец, натягивая вожжи. - Если вы из Кимбалтона или откуда - нибудь поблизости, не расскажете ли вы мне толком, что там стряслось с мистером Хиггинботамом? Правда ли, что старика не то два, не то три дня тому назад убили негр с ирландцем?
Второпях Доминикус ее разглядел, что в незнакомце самом заметна примесь негритянской крови. Услышав этот неожиданный вопрос, африканец словно переменился в цвете; желтоватый оттенок его кожи уступил место пепельной бледности, и, запинаясь и весь дрожа, он ответил так:
- Нет, нет! Никакого негра там не было. Его повесил ирландец, вчера, в восемь часов вечера, а я вышел в семь. Его еще, верно, и не нашли там, в фруктовом саду.
На этом прохожий оборвал свою речь и, несмотря на то что казался усталым, зашагал дальше с такой быстротой, что кобыле торговца пришлось бы показать всю свою прыть, чтобы за ним угнаться. Доминикус поглядел ему вслед, окончательно сбитый с толку. Если убийство (совершилось только во вторник вечером, кто же был тот провидец, который предсказал его еще во вторник утром? Если родные мистера Хиггинботама до сих пор не обнаружили его трупа, откуда же этот мулат, находясь за тридцать миль, мог знать, что он висит на груше во фруктовом саду, особенно если принять во внимание, что сам он вышел из Кимбалтона за час до того, как несчастный был повешен?
С такими мыслями Доминикус Пайк въехал на главную улицу Паркер Фоллз, городка, процветающего, как и надлежит городку, где есть три бумагопрядильных фабрики и лесопилка. Машины еще не работали, и в лавках только еще открывались двери, когда он въехал на двор таверны и первым делом приказал засыпать кобыле четыре гарнца овса. Вторым его делом, как нетрудно догадаться, было рассказать хозяину таверны о гибели мистера Хиггинботама. Однако он счел благоразумным не называть чересчур определенно день этого прискорбного события, а также не давать точного объяснения, кто совершил убийство: негр ли с ирландцем или сын Эрина один. Остерегся он также рассказывать всю историю от своего имени или от чьего - нибудь еще и выдал ее просто за слух, ходивший в округе.
Новость распространилась по городу, как огонь среди окольцованных деревьев, и вызвала повсюду столько разговоров, что скоро уже нельзя было дознаться, кто первый пустил ее. Мистера Хиггинботама в Паркер Фоллз знал стар и млад, потому что он имел долю в лесопилке и держал солидный пакет акций бумагопрядильных фабрик. Жители городка чувствовали, что собственное их благосостояние связано с его судьбой. Волнение было так велико, что паркерфоллзский «Курьер» вышел за два дня до положенного срока, причем одна полоса была пустая, а другую занимало сообщение, набранное в два столбца жирным цицеро со множеством прописных, под заголовком: «ЗВЕРСКОЕ УБИЙСТВО МИСТЕРА ХИГГИНБОТАМА». Среди прочих устрашающих подробностей в этом печатном отчете описывался след веревки на шее покойника и приводилось точное число тысяч долларов, похищенных грабителями; в весьма трогательных выражениях говорилось также о горе племянницы, которая с той самой минуты, как дядю ее нашли висящим, с вывернутыми карманами, на груше святого Михаила, лежала в обмороке, приходя в себя лишь для того, чтобы впасть в еще более глубокое беспамятство. Местный поэт увековечил скорбь молодой леди семнадцатью строфами в жанре баллады. Городские советники спешно собрались на заседание и постановили ввиду особых заслуг мистера Хиггинботама перед городом выпустить афиши с объявлением награды в пять тысяч долларов тому, кто поймает убийц и вернет похищенное имущество.
Наш друг Доминикус, движимый тщеславием, позабыл всю свою осторожность и, взобравшись на городскую водокачку, во всеуслышание объявил, что это он первый принес в город достоверное известие, которое произвело такой необычайный эффект. Он немедленно сделался героем дня и только что громовым голосом бродячего проповедника начал новый вариант своего рассказа, как на главную улицу Паркер Фоллз въехала почтовая карета. Она пробыла в пути всю ночь и в три часа утра должны была менять лошадей в Кимбалтоне.
- Сейчас мы узнаем все подробности! - закричала толпа.
Карета с грохотом подкатила к таверне, и ее тотчас же окружило не меньше тысячи человек, потому что если до этой минуты кто - нибудь в городе и занимался еще своим делом, то тут уж все побросали всякие занятия, торопясь услышать новость. Торговец, бежавший впереди всех, разглядел в карете двух пассажиров, которые, внезапно очнувшись от приятной дремоты, увидели себя посреди бушующей толпы. Каждый спрашивал о чем - то, все кричали разом, и оба пассажира от растерянности не могли вымолвить ни слова, хотя один из них был адвокат, а другой - женщина.
Доминикус Пайк, будучи весьма учтивым молодым человеком и рассудив кроме того, что женщине развязать язык не труднее чем адвокату, помог даме выйти из дилижанса. Это была красивая молодая девушка; она уже совсем проснулась я была свежа, как роза; и, глядя на ее хорошенькие губки, Доминикус подумал, что охотнее выслушал бы из них признание в любви чем рассказ о кровавом преступлении.
- Джентльмены и леди! - обратился адвокат к лавочникам, школьникам и фабричным работницам. - Смею заверить вас, что причиной вашего незаурядного возбуждения послужила какая - то необъяснимая ошибка или, что более вероятно, лживые слухи, умышленно распространяемые с целью подорвать кредит мистера Хиггинботама. Мы останавливались в Кимбалтоне сегодня в три часа утра и, несомненно, узнали бы об убийстве, если бы таковое имело место. Но я могу представить вам доказательство противного, почти столь же неоспоримое, как личное показание самого мистера Хиггинботама. Вот записка, полученная мною от вышеупомянутого джентльмена в связи с одним его делом, назначенным к слушанию в коннектикутском суде. Она помечена вчерашним числом, десятью часами вечера.
С этими словами адвокат поднял над головой записку, дата и подпись которой не оставляли никакого сомнения в том, что либо этот зловредный мистер Хиггинботам был живехонек, когда писал ее, либо - и это многим показалось более вероятным предположением - он настолько был поглощен мирскими делами, что даже после смерти продолжал ими заниматься. Но тут явились доказательства еще более неожиданные. Молодая леди, выслушав объяснения торговца, улучила минутку, чтобы оправить складки платья и привести в порядок локоны, а затем, взойдя на крыльцо таверны, скромно попросила внимания.
- Добрые люди, - сказала она. - Я племянница мистера Хиггинботама.
Ропот удивления прошел в толпе при виде розового и сияющего личика той, которая, по уверению паркерфоллзского «Курьера», лежала в обмороке на пороге дома скорби. Впрочем, некоторые здравомыслящие люди с самого начала сомневались, станет ли молодая племянница проявлять столь безудержное горе по поводу смерти старого дядюшки. - Как видите, - с улыбкой продолжала мисс Хиггинботам, - в том, что касается меня, эта странная история лишена всяких оснований, и я беру на себя смелость утверждать, что так же обстоит дело и с моим дорогим дядей Хиггинботамом. По доброте сердца он предоставляет мне кров в своем доме, хотя я зарабатываю на свое содержание уроками в местной школе. Я выехала из Кимбалтона сегодня утром, намереваясь перед началом семестра провести неделю у подруги, живущей в пяти милях от Паркер Фоллз. Мой великодушный дядя, услыхав, как я спускалась по лестнице, подозвал меня к своей постели и дал мне два доллара и пятьдесят центов на проезд и еще доллар на непредвиденные расходы. После этого он положил бумажник под подушку, пожал мне руку и посоветовал положить в сумочку немного печенья, чтобы не тратиться на завтрак в дороге. Поэтому я с уверенностью говорю, что оставила своего нежно любимого родственника живым и здоровым, каким надеюсь застать его и по возвращении.
Тут мисс Хиггинботам присела и тем закончила свою речь, которая была так разум - на и складна и с таким тактом и изяществом произнесена, что все сочли молодую леди достойной места наставницы в лучшем учебном заведении штата. Однако человеку постороннему могло бы показаться, что мистер Хиггинботам служил в Паркер Фоллз предметом всеобщей ненависти и что гибель его рассматривалась как особое благодеяние судьбы, - так велика была ярость жителей городка, когда они обнаружили свою ошибку. Ничто не спасло бы Доминикуса Пайка от расправы толпы или от скамьи подсудимых, если бы не красноречивое заступничество молодой леди. Сказав несколько прочувствованных слов своей благодетельнице, он уселся в зеленую тележку и выехал из города под обстрелом артиллерии школьников, черпавшей боевые припасы в мусорных ямах и сточных канавах городка.
Но вот солнце пригрело бедного Доминикуса, и грязь как эмблема всякого незаслуженного позора высохла и легко счистилась. Добродушный по природе, он скоро ободрился и утешился и даже не мог удержаться от громкого смеха при мысли о той кутерьме, которую наделал своим рассказом. Афиши городских старшин заставят переловить всех бродяг штата; статья паркерфоллзского «Курьера» будет перепечатана всеми газетами от Мэйна до Флориды, а может быть, попадет и в лондонскую печать, и немало скупцов станет дрожать за свою жизнь и за свой денежный мешок, узнав об ужасной гибели мистера Хиггинботама.
Доминикус теперь держал путь к Кимбалтонской заставе, приняв твердое решение побывать в Кимбалтоне, несмотря на то что это заставляло его значительно уклониться от прямого пути.
- Пусть меня самого повесят! - вскричал Доминикус Пайк, въезжая на вершину одинокого холма. - Но я поверю, что старый Хиггинботам не повешен, только когда увижу его собственными глазами и услышу об этом из его собственных уст. А так как он известный плут, то я еще потребую, чтобы священник или другой почтенный человек поручился за его слова.
Уже темнело, когда он подъехал к сторожке у Кимбалтонской заставы, отстоявшей примерно на четверть мили от городка того же названия. Серая кобылка бежала резво и почти нагнала трусившего впереди верхового, который миновал шлагбаум на несколько минут раньше Пайка, кивнул сторожу и продолжал свой путь. Доминикус знавал сторожа и раньше и, покуда тот отсчитывал сдачу, обменялся с ним обычными замечаниями о погоде.
- Скажите - ка, - спросил торговец, занося кнут, чтобы легче перышка коснуться им крутого бока кобылы, - не видали вы за последние день - два старого мистера Хиггинботама?
В 12-м номере читайте о «последнем поэте деревни» Сергее Есенине, о судьбе великой княгини Ольги Александровны Романовой, о трагической судьбе Александра Радищева, о близкой подруге Пушкина и Лермонтова Софье Николаевне Карамзиной о жизни и творчестве замечательного актера Георгия Милляра, новый детектив Георгия Ланского «Синий лед» и многое другое.
Отрывок из литературного сценария «Перекоп»