Советская литература и искусство являются верными помощниками партии в борьбе за построение коммунистического общества в нашей стране. Мы живем в эпоху, когда в мире идет ожесточенное сражение двух идеологий — социалистической и буржуазной. В этой борьбе за умы и души людей мы должны держать в постоянной готовности и чистоте такое мощное идейное оружие, как литература и искусство. Но, к сожалению, не все творческие работники правильно понимают задачи, которые ставит перед ними наша партия, ее великая Программа. Отсюда те существенные недостатки, а порой и ошибки в их работе, о которых шел большой, принципиальный разговор на встречах руководителей партии и правительства с творческими работниками.

«Нашему народу нужно боевое революционное искусство» — в этих словах Н. С. Хрущева не только замечательно верно отражено народное мнение, но и звучит глубокая забота о судьбе самого искусства, о его настоящем и будущем. Советскому народу, советской молодежи чужды бессмыслица, подражание образцам буржуазного формализма и абстракционизма, которые порой протаскиваются в нашу литературу и искусство под соусом «разнообразия вкусов». Трудящиеся нашей страны не принимают и никогда не примут те «творения», которые проповедуют индивидуализм, узкий мирок обывательщины, мещанства, цинизма.

И тем более самые категорические возражения вызывает вольная или невольная попытка совместить несовместимое, так или иначе сблизить, уравнять взаимно исключающие позиции, когда она допускается таким авторитетным и у писательской и у читательской молодежи журналом, как «Юность».

Слов нет, на страницах «Юности» опубликовано немало талантливых, интересных произведений, зовущих молодежь на труд и на подвиг, воспитывающих ее на ярких примерах беззаветной борьбы за великое дело коммунизма, глубоко раскрывающих психологию советского молодого человека, проникнутую высоким классовым самосознанием. Редакция воспитала сильный творческий актив. На страницах «Юности» начинали свою литературную деятельность многие молодые прозаики и поэты.

Ряд интересных произведений напечатал журнал и за последние полгода. Это стихи Евгения Винокурова, Владимира Цыбина, Леонида Завальнюка, молодых поэтов Ленинграда. Особое место среди этих произведений занимает документальная повесть генерала А. Родимцева «Машенька из Мышеловки», рассказывающая о подвигах бесстрашной комсомолки в дни Отечественной войны. В «Юности» помещены интересные рассказы, посвященные этому героическому времени: цикл «Замоскворечье» Владимира Малыхина, рассказ В. Самойлова «Пайка хлеба».

Но разве можно считать нормальным, что рядом с ними публикуются произведения тусклые, ущербные, а порой и попросту ошибочные? Действительно, чем, как не отсутствием партийной принципиальности, четкости в идейных позициях редколлегии журнала, объясняется противоестественное соседство произведения о бесстрашном подвиге комсомолки с пацифистскими стихами Булата Окуджавы, жизнелюбивых, мужественных стихов Владимира Павлинова с формалистическими упражнениями на итальянские темы Андрея Вознесенского? К сожалению, подобных примеров слишком много, чтобы можно было говорить о случайности.

Могут возразить: «Ну что же, не все в …литературном творчестве бывает одинаково удачно, одинаково высокохудожественно, это естественно! Разве можно требовать от всех единого уровня способностей?» Но ведь речь идет не о степени таланта, а о степени партийности, гражданственности, идейной зрелости, а это далеко не одно и то же! Хотя мы глубоко убеждены, что борьба за партийность и народность — это, по существу, борьба и за таланты. За таланты, обогащающие, возвышающие, зовущие вперед! И кому, как не редакции журнала, объединяющего молодые литературные силы, вести ее? Кому, как не такому мастеру, каким является главный редактор «Юности» Б. Н. Полевой, развивать, обогащать, направлять творчество молодых в верное русло?

Но что же происходит в действительности?

В последнее время на страницах «Юности» видное место занимают произведения, освещающие тот период жизни советского общества, который связан с культом личности Сталина. Тема эта сложная, требующая большой зрелости, высокого мастерства, глубокого понимания. К сожалению, многие молодые литераторы, берясь за нее, не всегда сознают это, видят иногда в изображении того периода лишь эффектную, выигрышную тему, а редакция «Юности», видимо, не считает своим долгом помочь авторам занять правильную позицию.

К чему это приводит, можно судить по выступлению в февральском номере журнала поэтессы Юнны Мориц со стихотворением, посвященным Тициану Табидзе, ставшему жертвой в период культа личности.

Кто это право дал кретину. Совать звезду под гильотину! — с болью и гневом восклицает поэтесса. Но далее, когда, неправомерно обобщая факты беззакония и произвола, Ю. Мориц призывает громы и молнии на целую страну, ее пафос оказывается явно ложным, более того, враждебным самому духу борьбы партии с таким чуждым нашему обществу явлением, как культ личности.

Война — тебе! Чума — тебе, Земля, где вывели на площадь Звезду, чтоб зарубить, как лошадь...

Вот уж действительно, как сказал Н. С. Хрущев, «правильно поступают матери, когда не дают острых вещей детям, пока они не научатся пользоваться острыми вещами»! Редакция «Юности» как в этом, так и во многих других случаях не сумела стать такой матерью для своих авторов. Отсюда столь удручающее изобилие фальшивых нот в творчестве молодых, отсюда явное непонимание ни прошлого, ни настоящего.

Затрагивается тема культа личности и в повести Анатолия Гладилина «Первый день нового года». Произведение посвящено, собственно, нашим дням; глазами главных героев — отца и сына Алехиных — автор пытается увидеть старшее и молодое поколение советского общества. Отец лежит в больнице и излагает читателю свою биографию, эпизоды которой проходят в его воображении. Сын — художник — пишет «сложные», «современные» картины, которые «не хотят» выставлять. Кроме этого, он встречается с девушкой, в которую страстно влюбляется. Автор пытается проанализировать, как отразились в сознании молодого поколения события, связанные с разоблачением культа личности. Но как же он это делает? Предоставляет слово герою, и тот в выражениях плохой газетной статьи сам себе объясняет: «А после XX съезда мы узнали о трагедии тридцать седьмого года, о трагедии первых дней войны, о ленинградском деле. Представляешь, как это подействовало на всех нас, особенно на самых молодых. Ты можешь заявить: вы впали в нигилизм. Нет, отец, тут и проявилась разница между нами и нашими сверстниками из буржуазного Запада.

Мы поняли, что поколение наших отцов — именно вы — нашло мужество раскрыть все ошибки и злоупотребления прошлого». Никто, разумеется, не может возразить против этих очевидных истин. Но можно ли подменять такой скороговоркой подлинный художественный анализ характеров?

Далее герой сообщает:

«Мы любим свое дело, и мы хотим, чтобы живопись в нашей стране стала такой же настоящей, как наша лучшая архитектура, поэзия, проза, как наши лучшие фильмы, как наши разнообразные науки, особенно физика; чтобы живопись помогала людям жить, чтобы она звала и воспитывала, а не была равнодушной, раскрашенной фотографией, мимо которой проходят с холодным сердцем».

Опять-таки весьма похвальное желание, но интересно ли это читать? Глубоко ли автор раскрывает духовную жизнь своего героя? Очевидно, такие серьезнейшие темы, как культ личности, борьба с его последствиями, отношения старшего и молодого поколений в стране, политика партии в области искусства, не терпят легковесного подхода, сочинительства по принципу: пришел, послушал, отразил. Однако Гладилин именно так подошел к этим важным и сложным проблемам, уделив куда более серьезное внимание встречам молодого Алехина с Ирой, их роману. Тут и детальнейшее описание того, как познакомились, и как пошли в ресторан, и какие блюда выбрали, и кто из них расплачивался, и какую светски-непринужденную чепуху молол художник, желая понравиться девушке. Еще бы! Все это, должно быть, очень важно для понимания отношения героя к старшему поколению, к сложным явлениям периода культа. Но нельзя так, походя, наскоком касаться тяжелых душевных ран, нельзя опошлять и кощунствовать—вольно или невольно.

Вот она, та самая тяга некоторых молодых авторов «от больших дорог современности на окольные тропки, стежки, а иногда и просто в болото мелких, мещанских страстишек», тяга к птичьему языку блатного мира, которую так горячо осудил в своем выступлении на XIV съезде комсомола редактор журнала «Юность» Б. Н. Полевой, но сам, увы, не сумел противостоять ей.

Мы не станем подробно разбирать повесть Василия Аксенова «Апельсины из Марокко», опубликованную в январской книжке «Юности»,— о ней уже достаточно говорилось в прессе. Но на одну тенденцию, проявившуюся в этой повести, обратить внимание кажется необходимым. Вспомните отвращение аксеновского героя — Николая Колчанова — к возможности попасть в руководители: «Я не хочу лезть вверх», «Ну, пошел парень, в гору идет!», «Я не могу, органически не могу лезть вверх». Что это, кокетство героя или попытка автора бросить тень на всех и вся, кто облечен доверием народа руководить тем или иным участком общей борьбы за общее дело?

• Страницы:
• 1
• 2
• 3
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.