БЫВАЛО, как зажмуришься, да как подумаешь, что у меня два миллиона братьев - комсомольцев, даже трепет по всему телу пройдет. Человек я мечтательный с детства, и представляется мне грандиозный поход этой армии, стройно шагающей по необозримым полям действительности к социализму...

... Допустим, дать приказ «в бой!», и вот тебе одним духом завоюем Китай, освободим китайский пролетариат!

Или по строительству: делай кирпичи - и вот тебе враз вавилонская башня, да что башня - целый город!

Взять самое простое: а ну, ребя, копай землю - и в один день не то что Волго-Донской канал, второй Уральский хребет воздвигнем! Скажи, пожалуйста, какая сила!...

Так сладко, сладко размечтаешься, а глаза откроешь - вокруг сплошная серая масса обыкновенных людей, никак не чувствуется эта двухмиллионная армия, даже не верится, есть ли она? Как мечте.

И вот как узнал я о форме - ну, думаю, Цека о том и соскучилось, теперь волшебство произойдет. Пойдет какой - нибудь парень из Цени по Москве, оглянется - сердце зарадуется: вокруг комсомольцы, комсомольцы в юнг - штурмах, бравые, стройные... Эх, сила! Стоит встать цекисту, вскинуть руки на грудь, да гаркнуть: Расступись, мещанина; комсомол, даешь Рот - фронт!

И если бы цекисту в отличие от простых комсомольцев привесить отличительный красный орден, так бы и прошел он через всю Москву хоть в Цека, хоть до своей квартиры мимо грозного строя комсомольцев.

Надо сказать, обрядиться в форму - дело хитрое. Меня как наибольшего энтузиаста выделили нажимать на мастерскую. Другие ячейки нажимали тоже, пришлось мне с помощником заведующего о политике раза три разговориться, а закройщице два раза польстить, что у нее красивые глаза и даже вся она эфир, который с легкостью сердца каждый повлечет в Загс. Рисковал я многим.

Форму получил в субботу, помылся в бане; придя домой, с большим чувством оделся и весь вечер чай пил при полной форме; на улицу никуда не вышел - берег эффект до воскресенья.

Утром проснулся и чувствую, что - то ожидает меня приятное. С постели долго любовался на замечательно темно - зеленый цвет костюма. Опять при полном душевном равновесии распивал чай. А когда пришел в ячейку, ребята давно ушли, как вчера уговорились, на Воробьенку на экскурсию. Так, благодаря их оплошности, не успели меня поглядеть в новой форме. Поехал догонять.

Когда шел по Гороховской улице, случилось со мной первое затруднение. Всегда там у калитки сидит нищий. Бывало, есть мелочь - кинешь ему, нет – так пройдешь. А теперь подхожу и думаю: как быть, дать или не дать? Как комсомолец, действующий на виду у всех, должен я отдать себе отчет - за что мы? За организованное социальное обеспечение или за единоличную подачку, унижающую достоинство человека? Не дам! Я прошел мимо него, как - будто не замечая...

Подхожу к трамваю. Воскресный день, трамвайное состязание в самом разгаре. Приметался нажать плечом с правого фланга, просунуть голову под трое рук и проскочить, но тут оглянулся на толпу и вижу, все глаза устремились на меня очень внимательно. Дамы и барышни между собой шепчутся. Стал я в вежливую позу и всех до одной пропустил, не дрогнув ни одним мускулом лица.

До самой Калужской заставы стоял как на часах. Наконец, освободилось место. Хотел сесть, глядь, какая - то совершенно немудрящая и малоценная в социальном отношении старушка нацелилась на то же самое место. Я уж хотел задним движением оттеснить ее, но тут вспомнил - в «Комсомольской Правде» писали: «Стыдно здоровому комсомольцу не уступить больной старушке». Сразу мысль настроилась, а вдруг это старая большевичка? И опять примял я дисциплинированный вид и уступил старушке место. На Воробьевских первым делом зашел в столовую - ресторан. Открытая терраса и вид на Москву создают хороший аппетит. Захотелось мне ужасно пить. Бывало, кружку пива не счел бы за грех при таких обстоятельствах, но тут спохватился - форма этого, пожалуй, и не допускает; решил - возьму сельтерской. Только хотел заказать, опять раздумье берет, а почему сельтерской? Разве полезней всего перед прогулкой пить какую - то шипугу? Как комсомолец, я должен подать рациональный пример питания, к тому же обыватели, увидев передо мной бутылку, могли пустить сплетни, что комсомолец пьянствовал. Самое лучшее, возьму чаю. Горячая пища завсегда лучше холодной. Заказал чаю.

Пошел к буфету, только заикнулся взять пирожное, моментально оправился и говорю серьезно, с убежденным видом:

- Гражданин, дайте черного хлеба с маслом! (это я вспомнил, что Ильич любил хлеб с маслам).

- Масла нет, - угрюмо отвечает буфетчик, подозрительно косясь на форму.

- Давайте одного черного.

И вот сижу я на веранде и в жаркой атмосфере очень потею, но пью горячий чай. Закусываю густо посоленным ломтем черного хлеба. А странно - внимательная публика отовсюду на меня поглядывает. Две маленькие девочки смотрят с большой жалостью и показывают пальчиками. Я не вытерпел и ушел недопив полезного чая.

Своих ребят никак не мог найти, бродил довольно не организованно и очень соскучился, к тому же был выведен из душевного равновесия недопитым чаем. Но тут увидел я компанию веселых девчат с привлекательно лукавыми взглядами. Я подмигнул им и хотел уже сказать комплимент позадорней, чтобы увязаться с ними для приключений, но опять вспомнил про юнгштурм. Вот тебе раз, - одет как борец международной революции, а буду каким - то смазливым рожицам глазки строить?!

Я отвернулся и, скрестив руки, задумчиво и долго смотрел на далекую Москву.

• Страницы:
• 1
• 2
• следующая

Представьтесь или зарегистрируйтесь, чтобы участвовать в обсуждении.